Блистающие облака
Шрифт:
На скамейке у фонаря, светившего с высоты шипящей звездой, сидела Зина. Батурин остановился и смотрел на нее, пораженный.
Она была бледна от света фонаря. В небрежной ее позе, в том, как она устало откинулась на спинку скамейки и глядела в темноту кустов, задумавшись о чем-то, было нечто необычное, заставившее Батурина простоять в тени несколько минут.
Он растерялся. Если бы его спросили, что он ощущал, глядя тогда на нее, он, очевидно, ответил бы несвязно и глухо о цветении,
Она раздраженно похлопывала перчаткой по открытому колену. Короткий шуршащий английский плащ не скрывал ее легких ног в шелковых серых чулках. Поля маленькой шляпы затеняли глаза, но Батурин знал, как ярко блестят они нетерпением и смутной бушующей болью. Были видны на щеке косо и четко подрезанные блестящие волосы.
"Неужели она проститутка?"
То, что он видел,- эта молодая и печальная женщина, Зинка с асфальта,было невозможно, таило в себе начало почти чудесной перемены.
Батурин медленно подошел. Она встала.
– Наконец вы пришли,- сказала она с легким упреком, и Батурин не узнал ее голос - так он был чист.- А я боялась, что не увижу вас...
Батурин смотрел на ее губы,- тонко очерченные, чуть вздернутые, они дрожали. Он не мог поверить, что вчера в пивной эти же губы кричали "зараза, дерьмо".
– Неужели это вы?
– спросил Батурин и в темноте покраснел - вопрос был действительно глуп.
Она резко повернулась к нему, усмешка обнажила ее ровные сверкающие зубы.
– Да, я, я, я... Я, проститутка Зинка. Я - дорогая проститутка,- за красоту платят больше. Вы ошиблись, если приняли меня за рублевую. И Соловейчик врет, когда болтает вам об асфальте. Вчера я была пьяна, говорила все, что мне хотелось. Вы очень обиделись?
– Нисколько.
– Идемте,- она тронула его за руку.- Пойдем в тень, здесь светло, трудно говорить.
Переходы от робости к вызову, от печальных слов к дерзости, звенящей в голосе разбитым стеклом, заставали Батурина врасплох.
– Прежде всего не зовите меня Зиной. Зовут меня Валя. Я кое-что хотела спросить...
– Спрашивайте. Потом буду спрашивать я.
– Вот вы засмеялись: говорите, что я нисколько не обидела вас. Это правда?
– Правда.
– Почему?
– Потому, что вчерашний рассказ - чепуха. Нет у меня никакой невесты.
Валя остановилась. В темноте Батурин не разглядел ее лица. Он ждал дерзости, но, как всегда, ошибся.
– Боже, какая я дура!.. Теперь расскажите мне все, но только чистую, чистую правду.
Батурин рассказал ей историю с дневником, с Нелидовой и Пиррисоном. Когда он кончил, она повторила так же загадочно вчерашнюю фразу:
– Вот вы какой! А теперь я расскажу вам об этом Пиррисоне. Он негодяй. Где он сейчас,
Она помолчала.
– Вот и все. А что вы хотели спросить?
– Почему вы позвали меня?
Валя в ответ засмеялась.
– Часто смеешься вместо того, чтобы плакать. Отвечать я не стану. Пойдемте.
По Садовой она почти бежала, не глядя по сторонам. Так же быстро спросила:
– Что вы будете делать дальше?
– Поеду в Таганрог.
– Когда?
– Завтра же. Тянуть незачем.
– Я кое-что узнаю сегодня вечером о Пиррисоне. Как вам это передать?
– Назначьте место.
– Утром, но рано, часов в восемь, вы сможете прийти в порт, в кофейню Спиро, знаете? А теперь прощайте.
– Прощайте,- Батурин крепко пожал ее горячую руку.- Я страшно вам благодарен.
На ладони остался запах духов, и Батурин вечером, ложась спать, не мыл рук,- было жаль смывать этот запах.
Утром в кофейне Спиро - розовой и грязной - он уже застал Валю. Она была бледна.
– Что с вами?
– Так... не спала ночь. А с вами? Вы тоже очень бледный.
– Тоже не спал,- ответил Батурин и улыбнулся.
Она испуганно опустила глаза. Батурин заказал кофе, но Валя даже не притронулась к чашке.
– Я не могу сейчас пить,- сказала она, будто извиняясь.- О Пиррисоне ничего больше не узнала. Тоска у меня, а тут встретился такой человек непонятный. Да, вы, вы - непонятный. Еще хуже стало. Я вас обидела, а вы меня защитили от Степки. Вы убили бы его, правда?
– Возможно.
– Как вы поедете в Таганрог,- пароходом?
– Да. В два часа. Идет "Феодосия".
Валя деланно засмеялась, густо покраснела.
– Слушайте... вот что... возьмите меня с собой. Я, может быть, вам помогу. Мешать я не буду. Можете совсем меня не замечать. Мне бы только вырваться из Ростова, я себе здесь опротивела. Проживу в Таганроге день-два, а там видно будет.
– Ну что же, едем.
Валя смотрела на Батурина пристально, слегка открыв рот.
– Скажите еще раз.
– Едем. Вы что ж, не верите мне?
– Вот теперь хорошо, без "ну что же". В Таганроге меня никто не знает, вы можете даже ходить со мной. А вчера я бежала. И не потому, что боялась вдруг привяжется мужчина, а потому, что могли подумать, что вы... вы со мной...