Ближе к истине
Шрифт:
Пацан ошеломленно воззрился на меня.
— А где же твоя балалайка?
— В лесу на дереве осталась, — сказал я первое, что пришло на ум.
— А зачем ты ее туда?..
— Это не я. Это дядя Женя. Он, когда умирал, повесил ее на дерево.
— Ты умирал? — придвинулся к Жене пацан.
— Дядя Витя шутит. Он старый, злобный, античеловеческий шутник.
— А зачем ты античивале… античилива? — не мог выговорить Гришка.
Лена расхохоталась.
— Они тебя разыгрывают, Гриша. Раздевайся, пойдем
Она расстегнула на себе василькового цвета халатик с ярко — голубой окантовкой и предстала перед нами в оранжевом с черным купальнике. Даже Гришка залюбовался ею. Он мигом сбросил с себя штанишки на помочах крест-накрест и схватил меня за руку.
— Пойдем с нами!
Он потащил меня к воде, а Лена с Женей остались возле палаток. У них был какой-то разговор.
Гришка оказался неимоверно подвижным. Пока мы шли
к воде, он успел ущипнуть девочку, выдернугь колышек у чьей-то палатки и, словно шпагой, вертел им перед собой, на ходу подцепил надутого резинового крокодила, подфутболил чью-то панамку, на берегу мгновенно разрушил замок из песка, который соорудили пятеро мелких пацанов у самой кромки воды… „
— Слушай, — сказал я Гришке, — с тобой страшно купаться.
— Почему? — задиристо спросил он.
— Ты можешь, все море выплескать на берег.
— Зато ты античивалеческий шутник, — парировал он.
Он плескался на мелководье, нырял и плавал и вокруг него вились словно саранча мальчишки и девчонки.
Я поглядывал на Женю с Леной. Вот он встал и напра-' вился в поселок. Лена пришла купаться.
— Куда это он? — спросил я у Лены.
— В магазин…
— Это сейчас накупит вина и конфет.
— Я ему говорила — не надо.
— У него на самом деле неважно с сердцем?
— Да. Вы ему не давайте пить вино.
Она заплыла далеко, а я стал тащить Гришку из воды, потому что у него посинели губы и тряслась борода. Он лег со мной рядом на теплые еще камни и сказал:
— Ты сюсело.
Я сначала не разобрал, что за слово он вымолвил, а когда до меня дошло — я чучело — я заметил, как он зол на меня. Он поглядывал непримиримо, трясся весь и покрылся пупырышками.
— А ты посинел весь как пупок.
— Сам ты пупок! Античивалеческий пупок…
На дорожке из поселка показался Женя. Так и есть: у него полная авоська вина и коробок с конфетами.
Мы с Леной пили вино и закусывали конфетами. Женя сидел в сторонке на пенечке, меж колен к нему жался Гришка, пытаясь все-таки выговорить слово античеловеческий. Они шептались с Женей словно заговорщики. Наконец Женя выдал:
— Ив самом деле, Витя, ты старый, синий, античивалеческий пупок. Гришка прав.
Это он мне за то, что я пью, а ему не даю.
А потом мы провожали Лену с Гришкой. Возле автовокзала она сказала:
— Дальше мы сами. — И ушла, чем-то расстроенная.
Я спросил у Жени:
—
— Я ей сказал, что у нее нежные руки. А почему она расстроилась — не знаю. С мужем у нее не ладится. Домой, говорит, не хочется идти.
— А ты хорош. Зачем смущать женщину? «Руки нежные». Ты знаешь, что женщины серьезно воспринимают такие комплименты?
— А я вполне серьезно.
— Ты женатый человек. У тебя сын.
— Ты, Витя, старый, злобный, античеловеческий моралист. Ну а если у женщины нежные руки, я, что, не имею права ей сказать об этом?
— Но ты наверно сказал так, что она подумала бог знает что.
— Я сказал так, как есть на самом деле. И знаешь, что она ответила?.. Нет, не скажу. Ты меня будешь пилить.
—, Не будут пилить. Говори.
— Она сказала, что ко мне нельзя прикасаться без нежности.
— Ну вот! Уже объяснились! Я так и знал!
— Ты сказал, что не будешь пилить.
— Хорошо. Не буду пилить. Но…
— Успокойся, успокойся. Насколько я понимаю, она больше не придет к нам.
— Почему?
— Потому что не придет.
— Но почему?
— Как бы тебе объяснить, старик. Она из тех, о которых Пушкин сказал: «Но я другому отдана и буду век ему верна». Так что успокойся и приятных тебе сновидений. А я сегодня буду плохо спать. Я буду думать: почему люди не могут побыть вместе, если их потянуло друг к другу. А? Ты не думал над этим? Зря.
— Свободная любовь? Безнравственно.
— Да. Ты прав, старик. Безнравственно. Вот поэтому она и не придет.
Лена больше не пришла. На следующий день уколы Жене делала уже другая медсестра.
Погода стала портиться, и на третий день я предложил Жене поехать в Новороссийск к моей маме. Там, если
наладится погода, можно будет выбираться на море, а в плохую — сидеть дома под крышей, читать книги.
Он подумал и согласился. Время у нас было: еще и пол — отпуска не использовали. Самочувствие Жени улучшалось. Переезд в Новороссийск входил в наши планы путешествия. Мы так и планировали: переход через горы к морю, отдых на берегу, переход или переезд в Новороссийск, оттуда в Краснодар. В Краснодаре я сажаю Женю на самолет до Воронежа, сам — домой.
Маме я заранее написал письмо, что примерно такого-то числа мы будем с другом Женей. К этому времени подъедет жена с детьми, и мы соберемся все вместе.
Мы приехали раньше намеченного срока. Мать удивилась, но в подробности вдаваться не стала. Она рада — радешенька: сын с другом приехали. О наших злоключениях мы с Женей, конечно, умолчали. Откровенно говоря, нам было стыдно признаться, что так нелепо сложился поход через горы. Мы сказали, что пешком перешли горы, что купались в Кабардинке, погода стала портиться — мы уехали.