Ближе к истине
Шрифт:
На Красовский перевал в Новороссийске надо подниматься сначала по улице Кирова от Мефодиевского рынка. Потом улица переходит в дорогу, ведущую по склону горы на перевал. Километра два на подъем, в начале и в конце довольно крутых. Мы часто останавливались чтобы полюбоваться городом внизу и чтоб отдышаться.
В глубокой балке слева, поросшей кустарником и высокой травой, пели невидимые птицы, призрачно звучала какая-то здешняя жизнь. А за нами, внизу, глухо рокоча, лежал город. Дальше — море. Небо над ним хмурилось, надвигалась большая темная туча. Потом солнце зашло,
Женя окинул небо взглядом и неуверенно попросил:
— Может, вернемся, Витя? Не нравится мне эта туча.
Я и сам уже подумывал об этом, но мне очень хотелось
показать Жене город с высоты; дорогу, перевал, исхоженные в детстве. Каждый кустик здесь, каждый камешек, каждая тропинка были для меня по — особому дороги. И мне хотелось, чтобы Женя проникся моим волнением, моими чувствами. Я с вечера прожужжал ему уши о том, как здесь, на перевале, хорошо, как мило, как дорого мне. И он, деликатная душа, упорно карабкался за мной, не смотря ни на ранний час, ни на хмурое небо. Прислушивался вместе со мной к пению птиц, к возне в балке, нюхал
воздух, любовался городом, погрузившимся в тень, свинцовым блеском моря вдали. Наслаждался вместе со мной, сопереживал.
Постепенно повеселел. Свежий горный воздух, вдыхаемый часто, разбудил его окончательно, наполнил радостью и силой. Он раскраснелся, взмок, разошелся.
Перед самым перевалом дорога особенно крутая. Мы останавливались через каждые тридцать — сорок шагов, несмотря на то, что в спину нам дул ветер с моря. «Моряк», как здесь говорят.
Быть дождю. Я это чувствую и знаю, что на перевале в дождь хорошего мало, но почему-то думаю, что мы успеем с Женей подняться и спуститься. И еще какое-то упорство владело мной. Необъяснимое. Может захотелось взять реванш у гор за то, не/давшееся, окончание похода? lie знаю. Но помню хорошо, что мысль «вернуться» — не раз мелькала в голове. И все-таки я тащил Женю на перевал.
Последние метры мы с ним преодолевали уже почти в тумане. Вернее, туча опустилась так низко, что задевала перевал.
Только мы взошли на перевал, не успели полюбоваться видом внизу сквозь разрывы тучи, как хлынул дождь. У меня был с собой плащ. Мы накрылись с Женей, присели под деревом, чтоб ноги спрятать от дождя и стали наблюдать, как по склону напротив нас косыми навесными шторами со стороны моря шел дождь. И ветер. Он трепал деревья и кустарник, рвал косые шторы дождя в клочья и бросал их на склоны гор. Он врывался к нам под плащ, толкался, как бы прогонял прочь. И тогда Женя сказал:
— Горы не принимают нас.
Я мысленно проклинал себя, что вовремя не повернул назад, что затащил сюда Женю. Все вдруг усложнилось: шквальный ветер, ливень косыми струями, потоки воды, мокрая дорога, скользкие камни, крутой спуск. Как мы будем выбираться?
Чуть стихло, и я потащил его вниз. Мы пустились не по дороге, а по боковой тропинке, срезающей угол. Очень крутой тропинке. Я шел впереди, Женя за мной. У меня сноровка с детства ходить по горам, поэтому я быстро преодолел зту крутую тропу. А Женя осторожно ступал с камня на камень, от напряжения у него подкашивались
На последних десяти метрах у него отказали «тормо
за» — ноги не держали в коленках. Не в силах уже продвигаться мелкими шажками, он махнул на все рукой и отдался судьбе. Разбежался так, что если б я его не поймал на дороге, он проскочил бы ее и загремел вниз. А там костей бы не собрал.
Дождь с ветром хлестал нам в лицо. Мы мигом промокли до нитки.
Промокшие, уставшие, подавленные появились дома. Вид у нас был, наверно, неважный. Мама переполошилась. Нагрела воды, заставила нас обмыться горячей водой и попарить ноги. Дала нам водки, уложила в постель и накрыла одеялами. И вот мы лежим с Женей — он на диване, я на кровати, — вспоминаем подробности вылазки и хохочем. С нами смеется и мама.
К вечеру распогодилось, и мы с Женей отправились гулять в город. Намеревались просто походить по набережной и вернуться домой. Но приключения преследовали нас. Женя вспомнил мое обещание — если он не попросит на перевале валидол, то может делать что захочет — он абсолютно здоров.
— Старик, ты железный человек: ты всегда держишь слово. Где тут у вас лучший ресторан?
И мы очутились в ресторане «Хижина лесника».
При входе там стоит на задних лапах чучело огромного медведя. Женя остановился возле него и долго рассматривал. Потом спросил меня:
— Такие медведи водятся в вашем лесу?
— Да.
— Что же ты мне раньше не сказал, старик. Я бы ни за что не пошел через горы…
В зале было тихо и малолюдно. За стилизованными под столешницы дощатыми столами, опаленными паяльной лампой, сидели парочки, пили кофе и смотрели друг на друга влюбленными глазами.
Мы с Женей присмотрели стол под стеной, недалеко от оркестровой сценки. В те времена ресторан процветал, в нем хорошо кормили и неплохо обслуживали. На предзастолье нам подали без нашего заказа хлеб, две очищенные луковицы и квас в запотевших кружках. Женя пришел в восторг.
— Старик, это как раз то, что надо!..
Мы попили квасу и погрызли луковицу с хлебом.
Женя посидел, помолчал, наслаждаясь комфортом и интимной обстановкой. Потом посмотрел на меня.
— Давай, Витя, выпьем и пойдем бороться с медведем… — В нем уже поднималась лирическая волна. — Или ты не согласен со мной?
— Не бороться бы, а поесть. — Возразил я. — Или ты луковицей сыт?
— Ты, как всегда, прав, старик.
Мы подозвали официантку и заказали обильный ужин.
Повалила публика. В основном молодежь и моряки дальнего плавания с подружками. Заиграл оркестр, зажгли, а потом притушили свет. Стало совсем уютно и тепло.
Женю утащила какая-то девица танцевать. После танца он пришел слегка сконфуженный.
— Ты, Витя, больше не пускай меня танцевать.
— Почему?
— После твоего перевала ноги подкашиваются.
— А что я должен говорить, если подойдут?
— Ты ничего не должен говорить. Я буду говорить. Я скажу, что ты мой старший брат и не разрешаешь танцевать мне с девушками.