Близкие люди
Шрифт:
— Чего ты ревешь?! — спросил грубо.
Худая спина с цепочкой выступающих позвонков вздрагивала от горя. Перпендикулярно этой изнемогающей от горя спине торчали лопатки.
— Да что ты ревешь?!
— Мы… тебе пюре сварили… мы… книжку читали… мы все уроки выучили… а ты… ты… ты ее вы-ы-ыгнал. — Тут он совсем завыл, не в силах сдержать себя, и натянул на голову подушку. — Взя-а-а-ал и вы-ы-ы-ыгнал!..
— Да она все равно не осталась бы! — заорал Степан. — Они все только притворяются хорошими! Ты что думаешь, ты ей нужен? Да она просто представление затеяла для меня, вот
— Не-е-ет! — выл Иван.
Он не знал, что у отца беда. Он не знал, как отец мучается. Он ничего не понимал, и у него тоже была беда.
Весь вечер он был счастлив и знал, что теперь у них с папой все будет просто прекрасно.
Самое главное, он так ловко избавился от ненавистной ему Клары Ильиничны!
А потом приехал папа, и… стряслась беда.
— Она на машине, эта твоя Инга Арнольдовна? — вдруг спросил Степан.
— Нет, — из-под подушки ответил Иван, икая.
— Если нет, тогда до метро дойти она еще не успела, — быстро проговорил отец, — если ты сможешь полчаса побыть один, я догоню ее и извинюсь. Сможешь?
— Папочка, пожалуйста! — запричитал Иван, стаскивая с себя подушку. — Догони, пожалуйста, папочка!
— Да, — сказал Степан, — конечно. Только ты сиди и жди меня. Я сейчас.
Он кинулся к двери, нашаривая в кармане ключи от машины. Лязгнули замки. В некотором отдалении возник зареванный, но полный новой надежды Иван.
— Ты успеешь? — спросил он издалека.
— Сядь на диван и сиди, — приказал Степан.
Он выскочил на лестницу, натянув свитер только на одну руку, толкнул за собой дверь, дернул, проверяя, закрылась ли, и ринулся вниз. Нужно поймать ее до метро, потому что там четыре входа и одному богу известно, куда ее понесет. Запищал домофон, тяжелая железная дверь приотворилась, Степан споткнулся, зацепившись кроссовкой за металлический штырь, торчащий из асфальта, и головой вперед вывалился из подъезда.
На кособокой лавочке, в круге желтого света, сидела Инга Арнольдовна. Она сидела, положив ногу на ногу, курила и рассматривала Степана.
Этого он никак не ожидал.
— Добрый вечер, — брякнул он первое, что пришло в голову.
— Добрый вечер, — ответила Инга Арнольдовна вежливо, мы, кажется, виделись.
— Почему вы не ушли? — спросил Степан, подумав.
Она пожала плечами.
— Мне захотелось покурить… и подумать.
Он потоптался рядом с лавочкой, ругая себя за идиотский порыв бежать за ней с извинениями. Потом неловко плюхнулся рядом.
— Дайте сигарету, — попросил он хмуро.
Она снова пожала плечами и протянула ему пачку. Он прикурил, затянулся и тяжело вздохнул.
— Инга Арнольдовна, — сказал он наконец, — я был не прав, что так… напал на вас. Просто у меня проблемы.
— На работе? — спросила она с иронией.
Он хмуро взглянул на нее и кивнул.
— Какие бы у вас ни были проблемы, все равно нельзя так расстраивать мальчика, — проговорила она сдержанно, — он так вас ждал, так радовался, так внимательно следил за тем, что я читала, потому что ему нравилось это Понимаете?
— Я ничего не могу изменить, — сказал он, раздражаясь, — моя жизнь именно такая и никакой другой быть не
— А жизнь вашего сына? — сразу же спросила она. — Какая жизнь у вашего сына?
— Если вы хотите сообщить мне, что я плохой отец…
— Я уже сообщала вам, что вы плохой отец, — перебила она. — Простите, мне нужно ехать.
— Да знаю я, что эта баба никуда не годится! — сказал он с досадой и ухватил Ингеборгу за сумку, не давая ей встать. — Я знаю, что она не умеет с ним обращаться!.. Но где, где, черт побери все на свете, я к завтрашнему дню найду подходящую?! С понедельника начинаются каникулы, и мне страшно даже подумать, что я буду делать с Иваном этим летом!
— А что вы делали прошлым?
— Прошлым, — сказал Степан, — была жива мама. Она нам помогала.
— Простите.
— Прощаю.
Они помолчали.
— А вы, — снова заговорил он, и раздражение, и обида, и недовольство собой снова стали сплетаться в клубок, как злые осенние змеи в ущелье, — вы дали ему надежду на то, что все может быть по-другому. Как я загоню его обратно? Где я возьму интеллектуалку вроде вас, которая будет читать ему на ночь «Трое в лодке»? Вы-то сейчас спокойненько вернетесь домой и заснете без сновидений, а он?! Он возненавидит Клару Ильиничну еще сильнее, и что дальше? Вы ведь не будете с ним сидеть!
Она задумчиво покачала ногой в кожаной туфле с элегантной пряжкой. Морщась от непривычного, «дамского», как он определил про себя, сигаретного дыма, Степан покосился на эту пряжку, в которой вспыхивал, отражаясь, свет фонаря.
— Вот что, Павел Андреевич, — решительно сказала Ингеборга и перестала качать ногой, — я могу побыть с вашим сыном до осени. За лето вам придется найти ему новую няньку, потому что первого сентября мне нужно на работу.
Впервые в жизни Ингеборга своими глазами увидела, что означает выражение «отвисла челюсть».
У Павла Андреевича Степанова она не просто отвисла, а даже как-то упала. И глаза стали круглыми от изумления, точь-в-точь как у его сына, когда тот удивлялся.
Ингеборга улыбнулась про себя.
— В отличие от этой вашей, Клары Ильиничны, которая успевала абсолютно все, убираться и стирать я не смогу. Но могу порекомендовать вам хорошую женщину, которая убирается у меня. Думаю, что она вполне сможет два раза в неделю посещать и вас тоже. Если мне понадобится поехать на работу, я смогу брать Ивана с собой или буду просить ее побыть с ним несколько часов. Она вполне надежна в отличие от вашей Клары. Если вас все это устраивает, я буду приезжать к восьми утра и уезжать, когда вы вернетесь. Вы будете платить мне тысячу долларов в месяц.
— Хоть две, — тараща на нее глаза, пробормотал Степан Он никак не ожидал такого поворота.
— Две — это слишком, — сказала Ингеборга высокомерно. — Тысяча — это тоже очень много, но я, по правде говоря, совсем не так рассчитывала провести это лето.
— Вы серьезно? — вдруг спросил Степан и посмотрел на Ингеборгу с изумлением. И от изумления даже выпустил ее сумку, за которую все это время почему-то крепко держался.
— Абсолютно, — храбро подтвердила Ингеборга.
Она-то как раз была готова к такому повороту событий.