Близкий враг
Шрифт:
— А… откуда они здесь? — спросила я.
— Говорят, со старого кладбища привезли…. — сказал мальчик. — Да, его сломали и плиты отдали, — махнул он рукой, словно говорил о чем-то само собой разумеющимся. — Тебя, кстати, как зовут?
— Женя, — спокойно ответила я.
— Красивое имя. И редкое довольно, — сказал мальчик.
— А ты? — спросила я. Мальчик почему-то был мне очень симпатичен.
—
— Как это…? — Пробормотала я.
Невдалеке рядом с коллектором журчала вода, мчась к реке по откосу.
— А просто…. — махнул он рукой. — Кладбище было старое. Очень старое. Тут я у деда Вовы одну плиту видел. Он и сам фигурками вылепленных ангелов на рынке торгует….
— Он их делает? — пробормотала я, глядя на гладкую белую щебенку.
— Не знаю… вряд ли, — махнул мальчик рукой. — Но торгует.
Мы пошли вниз к соседнему дому. Мальчик сосредоточенно смотрел под ноги, словно что-то искал.
— Что ты все ищешь? — удивилась я.
— Я? Да, я коллекцию минералов собираю, — ответил охотно мальчик. — Редких камней. У меня есть и полевой шпат, и гранит, и мрамор… — с гордостью сказал он, глядя на колонку.
— Вау! — не сдержалась я. — Шпат, гранит и мрамор по дорогам не валяются. Не по каждым, по крайней мере…
— А, — улыбнулся Коля, словно я дала ему конфету. — Тут мост строили, много щебёнки привезли из карьеров. И при строительстве колонок использовали. А там можно найти интересные камушки…. Вот бы лазурит найти… — мечтательно протянул он.
— Невероятно, — выдохнула я.
Обилие редчайших материалов одновременно вправду чем-то напоминало сказку. Я и сама была бы счастлива такой коллекции, но понимала, что это невозможно. Не менее удивительным случаем казались лестницы из могил. Из размышлений меня вывела неожиданная находка. Длинный розовый камень, напоминающий плитку. Я тщательно пыталась понять, что это, но не находила ответа.
— Ты знаешь, что… — бросила я взгляд на нового приятеля. Целую коллекцию камней собрал, да какую, — наверняка поймет.
— Сам не понимаю, — хлопнул он ресницами, внимательно изучая странную находку
— Может, розовый туф… — неуверенно сказал Клля
— Тебе виднее, — пожала я плечами. — Но как проверить?
— А давай разобьём его пополам? — продолжил мой новый приятель и бросил камень о землю.
Он сразу разлетелся, но на пополам. Коля сам собой взял квадратный кусочек, в более продолговатый, а маленький кусочек отлетел в сторону. Внутри скола сияли блестки.
— Некжели плитка? — разочаровано протянул Николай.
—
Неужели разгадка вправду настолько проста? Я помнила, как камень переливался всеми оттенками розового. Насколько изящными и точными оказались линии. Неужели это всего лишь очередная облицовочная плитка? Даже глазам не верилось.
— Евгения, домой! — Крикнул отец. — Нам пора!
— Ну… Пока… — чуть смущённо сказала я мальчику.
Мне очень не хотелось уходить, но так было надо. Я побежала к дому. Отец стоял уже собранный, но вдруг закурил, достав сигарету, и я решила сбегать ещё раз к той плите.
— Туда не ходи… Там змея живёт, — вдруг серьезно сказала эта его знакомая.
Я вздрогнула. Змея, в конце концов, — а ну ужалила бы? К счастью, повезло.
***
До поезда у нас ещё было много времени, и мы пошли погулять по центру города. Я всегда любила такое время: гулять по городу в ожидании поезда. В этом ожидании скорого отъезда и гостя «на час» есть что-то очень милое. Словно, заходя в кафе, ты уже слышишь стук сходящихся стрелок и ощущаешь запах вагона.
Был, кажется, конец июля, и мы пошли по тихой улочке, обходя шумный центр. Где-то гудели вездесущие автомобили, минуя нашу милую полу-глушь. Отец был слегка взволнован, и все оглядывался по сторонам. Несколько раз я пыталась вывести его на разговор о старом кладбище, но не очень-то получалось. Я сама замолчала: чувствовала, что отцу почему-то не хочется об этом говорить, и он сам отчего-то потерял покой.
Мы не были дружной семьей. Мать часто кричала на отца, называя его глупым, алкоголиком и ещё много кем, но почему-то жила с ним. Жили мы правда странно. Каждые месяц-два повторялся один и тот же сценарий. Отец приходил выпившим, мать кричала на него, он собирал чемодан и убегал к своим родителям. Мать говорила, что отныне мы живем без него, и что у меня есть только она. Через неделю отец приходил якобы «за вещами». Слово за слово, садился обедать и оставался жить с нами. Я знала, что он не глуп, но не понимала матери: если уж решила расходится — расходись или не плачь, какая ты несчастная, что она делала регулярно. Мать, кстати, не любила, если я сильно (с её точки зрения) сближалась с отцом — она сразу начинала меня отчитывать сильнее и колоть меня, что я вошла «в него». Тем не менее, я научилась приспосабливаться к ситуации и жить с этим.
Семью отца я знала плохо: у них были отвратные отношения с истерию, хотя почему не знаю. Его родители относились к маме холодно, и она платила им той же монетой. Отец мало что рассказывал мне о своём детстве, причём мать все время бросала тень на его рассказы — мол, «пьяные бредни». Доходило иногда до смешного. Отец что-то расскажет о своей службе в армии, мать машет рукой: «Служил он там, алкаш, видите ли». Или: «Месяц прокрутился — потом за пьянку комиссовали, служил он». Однажды она рассказала мне, что отец варил брагу в армии едва ли не на глазах командира. Отец потом возмущался и говорил, что это была какая-то итальянская комедия про армию времён Муссолини, которую они с матерью смотрели в кинотеатре. Что было правдой, а что нет, я так и не узнала, но насторожилась. Правда, к моему удивлению, отец и мать продолжали жить вместе, хотя и общались только по бытовым вопросам.