Близнец тряпичной куклы

Флевелинг Линн

Фарин обнажил меч, положил руку Тобина на потертую рукоять и накрыл руку мальчика своей.

— Клянусь Четверкой и моей честью всегда быть тебе верным и служить тебе до конца моих дней. Такую же клятву я давал твоему отцу. Ты понимаешь, Тобин?

Тобин кивнул.

— Благодарю тебя.

Фарин убрал меч в ножны и снова прижал мальчика к себе. Поднявшись наконец, он покачал головой:

— Клянусь Четверкой, хотел бы я, чтобы в той урне был мой пепел, а не его. Я что угодно отдал бы за это.

К

тому времени, когда все обряды были завершены, стемнело. Час обеда давно миновал, но никто не разжигал огня, никто не готовил еды, все оставались в зале. Бдение, назвал это Фарин. Когда наступила ночь, он зажег единственную лампу в святилище. Остальной замок оставался в темноте.

Некоторые слуги отправились спать, но солдаты, опустившись на колени, остались вокруг святилища с обнаженными мечами в руках. Нари принесла для Тобина тюфяк и положила поблизости от святилища, но мальчик был не в силах лечь. Сначала он присоединился к гвардейцам, но их молчание заставляло его чувствовать себя чужаком среди них. Наконец он отошел в дальний конец зала и свернулся калачиком на полу.

Там его и нашел Ки. Он сел рядом с Тобином и прошептал:

— Ты ведь никогда ничего подобного не видел, правда? — Тобин покачал головой. — Но ведь какие-то обряды совершались, когда умерла твоя мать?

— Не знаю. — Мысли о том времени все еще вызывали у него чувство озноба. Ки, должно быть, заметил, как ежится Тобин, потому что сел поближе и обнял того за плечи — совсем как Фарин. Тобин прижался к другу и положил голову ему на плечо, благодарный за утешение и поддержку. — Я не помню. Я видел, как она лежала на льду реки, а потом ее просто не стало.

Тобин никогда не спрашивал, что сделали с телом его матери. Нари раз или два пыталась заговорить об этом, но Тобин ничего не хотел слышать. Он затыкал уши и прятался под одеялом, так что Нари через некоторое время уходила. Больше никто в замке этой темы не касался, а сам Тобин не спрашивал, Было достаточно плохо знать, что дух Ариани все еще бродит по комнате в башне; где находится ее тело, для Тобина значения не имело.

Теперь же, сидя рядом с Ки в темноте, он стал думать о том, что раньше сказал Фарин. Его мать была в Эро.

Какими бы смутными ни были его воспоминания о тех ужасных днях, Тобин знал, что к тому времени, когда ему разрешили встать с постели, царь покинул замок. Тело его матери увезли тоже.

Как маленький кристалл затравки, брошенный в одну из алхимических смесей Аркониэля, эта мысль привела к кристаллизации неопределенных воспоминаний в единое отчетливое убеждение: царь увез тело Ариани с собой. Затуманенный горем рассудок Тобина не мог переключиться на другие мысли, как невозможно не трогать языком больной зуб.

Нет, — донесся из темноты шепот Брата.

— Моя мама умерла, когда мне было шесть, — тихо сказал Ки, возвращая Тобина из прошлого.

— Как это случилось? — Несмотря на все разговоры о семье

Ки, об этом раньше они никогда не говорили.

— Она порезала ногу серпом, и рана никак не заживала. — В голосе Ки снова послышался прежний деревенский акцент. — Ее нога почернела, челюсти свело, так что она не могла открыть рот, и она умерла. Земля глубоко промерзла, так что отец оставил ее, завернутую в одеяло, дожидаться весны в амбаре. Я иногда, когда чувствовал себя одиноким, пробирался туда и сидел с ней рядом. Иногда я даже откидывал одеяло, чтобы снова увидеть ее лицо. Мы похоронили ее весной, когда листья еще не распустились. К тому времени отец уже привел в дом Секору, и она уже была брюхата. Я помню, как глазел на ее живот, когда мы читали молитвы над маминой могилой. — Голос Ки оборвался.

— Ты получил новую мать, — пробормотал Тобин, неожиданно почувствовав себя невыразимо усталым. — А у меня теперь нет ни матери, ни отца.

Ки крепче обнял Тобина.

— Наверное, тебе не разрешат поселиться у нас, а? У нас дома никто бы и не заметил еще одного путающегося под ногами мальчишку.

Так и не сумев заплакать и чувствуя тупую боль внутри, Тобин наконец уснул, ему приснилось, что он вместе с Ки спит в огромной куче темноволосых детей, а вокруг дома в амбарах лежат заледенелые тела их мертвых матерей.

Глава 34

Аркониэль проснулся на рассвете, чувствуя, что шея у него не гнется. Он провел ночь в углу рядом со святилищем, намереваясь, как и остальные, почтить память Риуса бдением, но все же уснул.

По крайней мере я не единственный, кого сморил сон, — подумал он, оглядывая зал. Лампа в святилище все еще горела, и в ее тусклом свете Аркониэль видел темные фигуры, растянувшиеся на скамьях или на тростнике у очага. Около лестницы он разглядел Тобина и Ки, привалившихся к стене.

Всю ночь бодрствовали, стоя на коленях, только солдаты, чтобы почтить человека, который так долго был их вождем.

Аркониэль вглядывался в их усталые лица. Нианиса и Солани он раньше не знал, но от Нари слышал о них как о верных соратниках Риуса, а потому, вероятно, мог видеть в них будущих союзников его дочери.

Он снова посмотрел на Тобина. В неясном свете его можно было бы принять за любого парнишку из трущоб Эро, уснувшего у стены. Аркониэль вздохнул, вспомнив о тех видениях Айи, о которых та ему рассказывала.

Слишком встревоженный, чтобы снова уснуть, Аркониэль встал и вышел на мост, чтобы увидеть встающее солнце. На краю лужайки паслось несколько оленей, другие спустились по камням к воде. На мелководье высматривала свой завтрак высокая белая цапля. Даже в такой ранний час день обещал быть очень жарким.

Аркониэль уселся на доски моста и свесил ноги.

— Что теперь будет, Светоносный? — тихо спросил он. — Что нам делать, если те, кто может защитить этого ребенка, один за другим уходят?