Близнецы по разуму
Шрифт:
— Ты же знаешь, я своих решений не меняю.
— Вот, значит, как? — Кир кивнул. — Тогда не понимаю, к чему все эти слова?
— Заслужил.
— Ага-ага, и героев не судят! — Кир прикусил губу. Хмыкнул, сообразив, у кого подцепил привычку.
— Вот именно, — наставительно произнес Синица.
— Боитесь, кто-то из вышестоящих поинтересуется, почему вы выгнали та-А-кого отличного сотрудника? — предположил Кир. — Думаете, как бы уговорить на уход по собственному, так?
— Стар я для изменений, не готов к нелюдям в отделе,
— Разумеется! Как и большинство нормальных людей. Самостоятельность — основная человеческая черта, не знали?..
Синица пропустил его слова мимо ушей. Он, вполне возможно, эту речь давно составил и отрепетировал.
— Бывают такие люди: сами себе на уме — в том их беда, а может, благо, — продолжил он. — Ты, Кирилл, с работой справлялся, ни во что не лез, на обострение не шел, даже не спорил особо. До всей этой истории с фангами. А вот теперь изменился. Сильно. Слишком сильно.
— Не заметил.
Синица фыркнул.
— Само собой. Такое только со стороны заметно и то не всякому. Мне вот — да. Твоим сослуживцам — не всем, но, если упрешься рогом, к Викентьичу пойдешь и всеми правдами-неправдами останешься, скоро и они станут коситься. Ну разве, если только Викентьич выгонит меня на пенсию, а тебя посадит на мое место.
— Я не соглашусь!
Синица долго вглядывался в него, подозревая обман из вежливости, затем кивнул:
— Спасибо, коль не врешь.
— Не вру, но это ничего не меняет, — подытожил Кир.
— Пиши рапорт о переводе. Подпишу, да и надо же кого-то кинуть в это логово тьмы.
— Куда? — не понял Кир.
— К фангам. Не на улицу же тебя.
— Вот спасибо, благодетель! — разозлился Кир. — Я-то был уверен, что именно на улицу. Куда еще-то?.. Оказалось, нет. Зачем выкидывать на помойку того, кого не жалко? Ресурс досуха не выжат — не порядок. Им же можно дыры затыкать, а потом отчитываться: так, мол, и так, сотрудничество летит поперед бронепоезда, отправили к кровососам одного из лучших наших полицейских, героя из героев, по его же собственному желанию прикрыть своим телом начальственную задницу. От сердца, можно сказать, оторвали.
Синица в свою очередь не разозлился, даже не поморщился и неудовольствия никак не выказал.
— Сдается мне, вампиры тебе теперь ближе нас. Да и всегда были ближе, на самом-то деле, просто ты этого не осознавал: как пришел отмороженный после конфликта, таким и остался, только сейчас оттаял.
— А вот это обидно, — заметил Кир. — Отморозок-беспредельщик с лицензией на убийство. Вам не кажется, что это как-то… слишком? Либо система работает как-то странно, либо…
— Как уж есть, — припечатал Синица. — И повторяю тебе: не упрямься. Тебя там примут с распростертыми объятиями. Ты для них свой и отношение к тебе соответствующее.
—
— Да какая разница, пьешь ты сангри или нет? — не дал договорить ему Синица. — Это как раз дело десятое. Либо есть близость по духу, либо нет.
— Свой среди чужих, чужой среди своих — так выходит?
— Да, — Синица кивнул.
— Только фигушки! Не выйдет. И затыкать собой ваши дыры я не позволю! На улицу лучше: солнышко светит, птички поют, а уж с голоду и со скуки не помру, не переживайте. Все лучше, чем жить на работе сутками!
— Дурак, если думаешь меня задеть.
— А я и не думаю!
Синица вздохнул, опустил плечи, и его неожиданно стало жаль. Он действительно был намного старше. А кроме того, Кир уважал его по-настоящему и знал, что никаких коррупционных схем и путей наживы за Синицей нет, не было, и вряд ли будут. Сиди на его месте чинушка любого ранга, послал матом и жестко, а вот бывшего начальника точно не сумел бы.
— Ты, когда пришел к нам после конфликта — непрошибаемый, бесчувственный — робот какой-то человекоподобный. Поглядел я на тебя, подумал: «Вот же жизнь побила мальчишку, ничего, отогреется». Только ты не отогрелся! Диман этот к тебе приклеился банным листом, а тебе, такое чувство, будто, чем хуже, тем лучше. Когда ты из клиники вышел, ничего в сущности не изменилось, а потом Викентьич навязал нам фангов.
— И чего же такого случилось-то после этого?
— Ожил! Я уж к смертоубийству готовился, к потасовкам, от тюряги тебя спасать, а ты ожил: как только увидел фангов. Лаялся с ними, огрызался, но это и рядом не стояло с отбитым напрочь тобой обычным. Потому и говорю: пиши рапорт. Не место тебе среди людей.
Кир вздохнул.
— А вот это сейчас прозвучало еще обиднее.
Он козырнул, повернулся к двери.
— Ты меня услышал, надеюсь?
— Да, я вас услышал, — словно можно было сказать чего-нибудь другое.
Насильно мил не будешь, не ко двору, видите ли, пришелся. Так может, Кир не сходился ни с кем и не оттаивал именно потому, что не пришелся к этому проклятому двору изначально?
— Стой.
Кир остановился у двери.
— Забыл сказать. Тот пацан, ну твой сосед…
— Он жив? — Кир не собирался оборачиваться, вряд ли у него сейчас было именно то выражение лица, которым стоит «светить» перед пусть и бывшим, но пока начальством. Слишком уж неожиданно Синица решил заговорить с ним о Паше.
— Живой, — подтвердил тот. — О тебе спрашивал. Просил, чтобы зашел.
«Значит, Ард его вытащил, — отметил Кир. — Впрочем, неудивительно: обещал ведь».
— И куда его определили?
— В клинику для душевнобольных. Ему там, конечно, не место, но после скоротечной мутации в камеру и в обычную больницу его помещать не стоило. Пусть до суда за ним понаблюдают.
— Пусть, — бросил Кир и ухватился за дверную ручку.
— Кирилл! — в голосе Синицы послышалось недовольство. — Сходи к нему.