Близнецы
Шрифт:
Говорить то, что так важно, было для Джейсона так же чуждо, как и для Гейлен. Джейсон разговаривал на языке, которому его научили Чарлз, Эллиот и репетиторы, – на их языке, но не его, – потому что он был вынужден это делать. Но слова не были его сильной стороной. Джейсон не мог использовать их, чтобы выразить свои чувства. Джейсон рисовал свои чувства, и он ни с кем не делился своими картинами. До этого момента он никогда и не хотел этим ни с кем делиться.
– Когда ты…
– Через час.
– Ты свободна?
– Да.
Следующие две недели Джейсон
Джейсону подходил дух этого квартала, так же как и он сам подходил для Гейлен. Он улыбался ей, держал ее руку в своей и надеялся, что она все понимает. Гейлен улыбалась ему в ответ, глядя блестящими изумрудными глазами, и тоже надеялась, что он все понимает.
Поздно вечером, когда Джейсон уходил, проводив Гейлен до порога особняка на Спринг-стрит, она зажигала свои пахнущие гиацинтом свечи, заправляла чернилами перьевую ручку и писала ему письма, рассказывая в них о своих чувствах.
В конце второй недели Джейсон предложил провести вместе неделю Дня благодарения на его вилле Уиндермир в Саутгемптоне.
– А Чарлз будет там? – спросила Гейлен.
– Нет. Чарлз не живет там. Больше там никого не будет. Мы будем совершенно одни. – Многочисленная прислуга ухаживала за домом в будни и исчезала на выходные, когда туда приезжал Джейсон. Такой порядок сложился после смерти Эллиота.
Джейсон смотрел, как колеблется Гейлен, подбирая слова; в ее красивых глазах мерцало беспокойство.
– Разве ты не хочешь остаться со мной наедине? – нежно спросил он, ощущая смущение.
– Да.
– Нет?
– Да. Просто… – Гейлен запнулась. Потом она вспомнила. Она же уже все написала! Когда она сказала ему, он должен был бы понять ее. Она отважно посмотрела ему прямо в глаза. – Ты читал «Эмералд», Джейсон. Я именно такая.
Джейсон слегка пожал плечами, не в силах выдержать ее взгляд. Конечно, он знал этот рассказ. Из того, что ему пересказал Чарлз, Джейсон ощущал настроение и страсть истории. Но Джейсон не знал Эмералд; он не знал, что когда Эмералд полюбила, когда она отдалась своей любви, это было навсегда.
«Джейсон не испытывает такие же чувства», – подумала Гейлен. Она полностью раскрылась перед ним, признавшись про Эмералд. А теперь Джейсон скажет ей, что не может ничего пообещать.
– Я не… – Джейсон посмотрел в ее изумрудные глаза, на которых блестели слезы, и понял, что должен сказать ей правду. – Я не читал «Эмералд».
– Почему? – Голос Гейлен дрожал. Наивная, глупая Эмералд. Глупая Гейлен.
– Потому что… – неуверенно начал Джейсон. Раньше он никогда никому не признавался в этом. Только Чарлз знал его особенности. Джейсон взял Гейлен за руку. – Потому что я не умею читать.
– Не умеешь
Джейсон сказал это. Произнес это на языке, который никогда не был его языком. Эти слова, без всяких эмоций. Джейсон не рассказал Гейлен о своих чувствах из-за неумения читать: злости, разочаровании, беспомощности. Он не знал, как это выразить словами.
– Это дислексия? – спросила Гейлен, когда пауза затянулась, и она решила, что он закончил.
– Полагаю, да.
– Сейчас столько возможностей избавиться от этого. Ты уже…
– Я приспособился. Я практически не вспоминаю об этом до тех пор, пока не наткнусь на рассказ, который хочу прочитать, или на записку в бледно-розовом конверте.
– Кто прочитал ее для тебя? – спросила Гейлен.
– Чарлз?
– Тот, кто не знает ни тебя, ни меня.
– О!
– Гейлен? Что-то не так?
– Через написанные слова. Именно так я общаюсь.
– Это не единственный способ.
– Я пишу тебе письма каждую ночь.
– Действительно? Ты их прочитаешь мне?
Гейлен хотела было покачать головой, но казалось, Джейсон так обрадовался, услышав о письмах. Может быть, она смогла бы прочитать их ему – в эти выходные, в Уиндермире, когда они останутся наедине.
– Джейсон, я… Эмералд… Я неопытная.
– Нам незачем спешить, Гейлен. Ни в чем. – «У нас впереди целая вечность».
– Джейсон, – промолвила Гейлен, когда они прошлись, взявшись за руки, по особняку в Уиндермире, – мне нравится здесь. – «Мне нравится быть с тобой в Уиндермире».
– А твои картины когда-нибудь появляются в «Образах»? – спросила Гейлен.
– Что?
– Твои картины, Джейсон. Они просто восхитительные. Гейлен привели в восторг удивительные картины Джейсона – даже больше, чем потрясающий вид на море или роскошное великолепие особняка. Джейсон никогда не говорил Гейлен о своих картинах. Это было еще одно изумительное открытие – оно касалось мужчины, которого она любила.
– Некоторые из них написаны моей матерью.
– Да. – Гейлен колебалась. – Подписи…
– О, – улыбнулся Джейсон, – конечно.
– Ее картины тоже замечательные, – поспешно добавила Гейлен.
– Стиль одинаковый.
– Да. Но твои картины сильнее, они более живые. Ты когда-нибудь устраивал выставку?
– Нет. – Картины Джейсона были только для него и для Уиндермира; а теперь еще и для Гейлен. – Я бы с удовольствием написал тебя, – нежным голосом продолжил Джейсон.
– О, из меня не получится хорошей натурщицы. – Щеки Гейлен слегка порозовели.
Джейсон дотронулся до ее теплых щек и улыбнулся, глядя ей в глаза.
– Ты очень красивая, Гейлен, такая красивая.
Джейсон поцеловал ее в пухлые, мягкие губы. Он почувствовал, что она дрожит.
– Гейлен?
– Я никогда… – Она опустила взгляд, испытывая такое смущение, что была не в силах посмотреть ему в глаза.
– …не занималась любовью. Я знаю, Гейлен. Я не стану торопить тебя. Поцелуй не значит…
– Я никогда не целовалась…
– Нет? – Его голос был таким нежным. – А ты хочешь?