Близнецы
Шрифт:
– Но ты не вернешься вовремя?
– Нет.
– Это очень плохо. – Карие глаза были серьезными.
– Мне действительно жаль, что я не могу пойти на эту вечеринку, – сказала Брук Эндрю этим вечером. – Может быть, твоя жена успеет вернуться? – с надеждой в голосе добавила она.
Они находились в «Джорджо» на Пятой авеню и небольшими глотками пили ром, а за окном по улице быстро передвигались ежившиеся от холода горожане, решившие побегать по магазинам «в последний момент». Брук с большой неохотой приняла предложение
Но крепкий ром, толпы народа, предпраздничное оживление, блеск Пятой авеню – благодаря этому у нее появились хорошее настроение и уверенность в себе.
– Эллисон не успеет вернуться. – Голос Эндрю был тихим. Он вздохнул и стал объяснять: – Она в клинике, Брук…
– В клинике? – Брук едва слышала свои собственные слова, заглушаемые разноголосым гулом ресторанного зала.
– Она больна. У нее своего рода депрессия. – Карие глаза потухли. Эндрю задумался. Он посмотрел на свое золотое обручальное кольцо, а потом на Брук.
– Эндрю, мне очень жаль. – В своем воображении Брук рисовала образ жены Эндрю: сильная, красивая, талантливая – превосходная пара уверенному в себе, красивому, блестящему Эндрю. Эндрю так хорошо скрывал свою печаль. Темно-синие глаза Брук еще раз подтвердили ему, как она сожалела.
– Брук, со мной все в порядке, – поспешно заверил ее Эндрю. – Мне не стоило говорить об этом.
– Нет, стоило, – тихо ответила Брук.
Эндрю слегка улыбнулся:
– Бывают времена – месяцы, – когда Эллисон чувствует себя замечательно. А потом, внезапно…
– Должно быть, это очень трудно. – «Труднее всего то, – поняла Брук, – что Эндрю так сильно любит ее».
Эндрю слегка кивнул.
– Расскажи мне о Калифорнии, Брук, – попросил Эндрю, намеренно меняя тему разговора. – Чем ты будешь заниматься дома?
«А чем бы ты стал заниматься, Эндрю, – печально думала Брук, – отмечая праздники с теми, кого любишь?»
– Ты видишь перед собой безработную официантку, – тихо рассмеялась Гейлен. – Сегодня мне нашли замену.
– Возможно, ты первая в истории отеля «Елисейские поля» уволившаяся официантка, которая предупредила их заранее.
– Они были так добры ко мне. Это самое малое, чем я могла отплатить им.
– Поедем в Уиндермир сейчас же и останемся там на новогодние праздники, – предложил Джейсон.
– Но ты же приглашен на вечеринку Дрейка.
Джейсон собирался ненадолго и только из чувства долга показаться на новогодней вечеринке Адама Дрейка – ведь Гейлен, как он полагал, занята на работе. Но теперь, как выяснилось, она оказалась свободной. Они могли бы пойти на вечеринку вместе, но Джейсон знал, что это приведет ее в подавленное состояние.
– Уже нет.
– Не стоит ли…
– Нет. – «Я должен находиться с тобой, и мы вместе отправимся
Джейсон и Гейлен приехали в Уиндермир, когда первые снежинки упали на землю с зимнего серого неба. Джейсон разжег камин в гостиной, и они спокойно занялись своими обычными делами – Джейсон рисовал, Гейлен писала; время от времени они, как по какому-то сигналу, отрывались от занятий и любовались удивительной панорамой зимнего моря.
– Что ты читаешь? – спросил Джейсон, оторвавшись от мольберта.
Обычно Гейлен писала, свернувшись калачиком на огромной софе, окруженная свечами, ароматно пахнущими лилией, шиповником, гиацинтом, французской ванилью. Губами она сжимала свою перьевую ручку, когда обдумывала следующую фразу, – как лучше выразить ее на бумаге. Джейсон обожал смотреть, как она пишет, поглощенная своими мыслями. Задумчивая, иногда улыбающаяся, иногда хмурящаяся, переживающая каждое мгновение вместе со своими героями.
Но сегодня Гейлен читала. И ее внимание было напряженным.
– Это книга о дислексии. – Гейлен внимательно следила за выражением лица Джейсона, когда говорила. Ей не хотелось его разозлить. Если Джейсон вообще способен сердиться.
Он улыбнулся.
– Итак, у меня именно это? – рассеянно спросил он.
– Ну, ты же говорил мне, что у твоей матери, возможно, была дислексия. Все сходится.
– Действительно? – Джейсон внимательно слушал Гейлен.
– Ты ведь не так много знаешь об этом, правда?
«Только свои чувства», – подумал Джейсон.
– Да. Расскажи мне об этом. – Джейсон положил кисть.
– Впервые это было установлено в конце девятнадцатого века. Это называлось словесной слепотой.
– Очень подходит, – пробормотал Джейсон. – Я вижу буквы, но я слепой, когда дело доходит до слов, которые они образуют, – задумчиво добавил он.
Гейлен подождала какое-то время, прежде чем продолжить объяснение.
– Для одних людей это только слова. Для других – и слова, и цифры.
– Я производил математические действия в голове. До тех пор… – Джейсон помедлил, его глаза прищурились при воспоминании о своей беспомощности в тот ужасный штормовой вечер. Он заморгал, пытаясь отбросить болезненные воспоминания, и продолжил: – До тех пор, пока после смерти отца не обнаружил, что могу читать и писать цифры. Это открытие дало ему столько свободы!
– А еще ты можешь писать свое имя, – осторожно напомнила ему Гейлен. Конечно, он мог писать и читать буквы тоже. Возможно, это будет отчаянной попыткой, но… – Твоя подпись на твоих картинах и на контрактах…
– Мой преподаватель в Гарварде научил меня этому. Вообще-то это его подпись. Я вижу это как рисунок, а не сочетание букв. Я даже не знаю, где заканчивается «Джейсон» и начинается «Синклер».
– О! – Гейлен начала осознавать, как сильно болен Джейсон и какое мучение это, должно быть, приносит ему. Она продолжила, меняя предмет обсуждения: – Эксперты обычно расходятся во мнении, могут ли страдающие дислексией быть художниками.