Блок 11
Шрифт:
– Похоже, сбежали трое заключенных.
Фрида энергично схватила мужа за плечи и заставила его повернуться. Ее глаза вспыхнули.
– Сбежали? Но как они умудрились?…
– Это нам пока неизвестно… Если мы их не поймаем, придется отобрать десять других и расстрелять.
Фрида слегка нахмурилась.
– В этом году их уже убежало довольно много… Рейхсфюрер [25] будет недоволен…
– Сейчас им там, в Берлине, не до нас.
25
Рейхсфюрер – звание руководителя СС в фашистской Германии
Фрида прикусила губу…
– Ты всегда был рассудительным и мужественным
– «Красные треугольники».
Фрида облегченно вздохнула.
– У тебя есть еще какие-нибудь новости?
– Восточный фронт постепенно приближается. Вчера вечером я разговаривал с офицером вермахта. Если верить ему, мы не продержимся и до конца года…
– Не говори так! – Лицо Фриды перекосилось от негодования. – И отгони от себя подобные мысли! Фюрер в конечном счете приведет нас к победе. Как ты можешь в этом сомневаться? Наша армия всего лишь совершает организованный отход из стратегических соображений, чтобы затем начать крупномасштабное контрнаступление. Разве ты не читал о том, что сказал Геббельс, в «V"olkischer Beobachter»? [26] Наши заводы готовят новое смертоносное оружие. К концу года мы уже войдем в Москву, и затем наконец будет создана Великая Германия от Атлантики до Урала!
26
«V"olkischer Beobachter» («Народный обозреватель») – немецкая газета, с 1920 года являвшаяся печатным органом Национал-социалистической немецкой рабочей партии, которую с 1921 года возглавлял Адольф Гитлер.
– Ну конечно, Фрида. Однако бывают моменты, когда…
– Может, хочешь вернуться в Монако и работать там в конторе того мерзкого Штеймана? Ты разве забыл, что с тобой сделали ростовщики-евреи?
В ее глазах вспыхнули огоньки ненависти.
– Ты забыл, как твой отец влез к ним по уши в долги и как они продолжали давать ему деньги только для того, чтобы затем припереть к стенке?
Брайтнер прекрасно помнил великолепную виллу в Монако, в которой прошло его детство, и шикарные вечеринки, которые едва ли не ежедневно устраивали его родители – с несколькими десятками гостей и с множеством ящиков охлаждаемого шампанского. Он, будучи еще подростком, через просвет слегка приоткрытой двери подсматривал за роскошными приемами и думал, что и ему уготована такая вот замечательная жизнь. Мама и папа были так красиво одеты!..
– Ты помнишь, какони поступили с твоим отцом, эти евреи?…
Ну как он мог об этом забыть? В одно прекрасное утро к ним на виллу явился судебный пристав – явился, чтобы описать все движимое имущество за долги. Вслед за имуществом пришлось расстаться и с домом, и с пивоваренным заводом. Лишь позднее он, Карл, узнал, что его отец, стремясь жить на широкую ногу, безрассудно занимал деньги, в то время как экономика Веймарской республики приходила в упадок. Через два года после того, как было утрачено все – дом, деньги, пивоваренный завод (к тому времени семья Брайтнеров уже жила в вонючей квартире в захолустном районе), отец Карла покончил с собой, засунув ствол пистолета себе в рот и нажав на курок.
– Во всем были виноваты они, евреи!Они принудили тебя работать в той мерзкой конторе. И при этом вели себя так, как будто сделали тебе одолжение! «Господин Брайтнер, мы очень сильно сожалеем по поводу того, что произошло с вашим отцом, очень-очень сильно сожалеем… – Фрида стала говорить фальшиво-сострадательным тоном. – Если хотите, мы дадим вам хорошую работу, на которой вы сможете на практике применить имеющиеся у вас знания… Это, конечно, не ахти какая работа для такого образованного человека, как вы, но поверьте…» Ты сидел за письменным столом и занимался вычислениями по двенадцать часов в сутки, а они тем временем за нашей спиной вовсю наслаждались жизнью! Но теперь этому всему положен конец! Теперь ты тот, кем заслуживаешь быть. И помни, что в Монако нас ждет всего лишь жалкая двухкомнатная
Сдвинув к запястью браслет с бриллиантами, наполовину прикрытый рукавом платья, она посмотрела на него с такой горечью, как будто ей предстояло расстаться с ним, причем прямо сейчас.
– У нас есть два садовника, три служанки, няня. Каждую субботу мы устраиваем вечеринки для всех офицеров лагеря и поим их шампанским. Разве в Монако наша жизнь будет такой, Карл? Не забывай об этом. Не забывай и о том, что они сделали с твоим отцом. Мы должны победить хотя бы поэтому.Мы должны победить ради будущего нашего сына. Он сможет насладиться спокойной и сытой жизнью только в том случае, если мы сумеем ему ее обеспечить.
Глаза Фриды сверкали. Брайтнер притянул ее к себе и нежно обнял. Затем они поцеловались.
Да, она была права. Ему не следует обращать внимания на пораженческие настроения, охватившие некоторых слюнтяев в вермахте. Нет никаких сомнений в том, что фюрер в конце концов приведет немцев к полной и окончательной победе. Ему, Карлу, нужно всего лишь уметь справляться со своими нервами даже в самые тяжкие моменты. Ничто не может противостоять мощи Третьего рейха. Необходимо всего лишь подчиняться приказам начальства – и все закончится хорошо.
Несколько секунд спустя Брайтнер высвободился из объятий жены.
– Вы меня ждали к ужину? Ну так пойдем, уже почти десять часов.
Лицо Фриды расплылось в лучезарной улыбке. Она взяла супруга под руку, и они вместе направились к лестнице.
– Я распорядилась приготовить котлеты с подливкой – твое любимое блюдо. Ты, милый, от всей этой беготни, наверное, проголодался. Каких-то три сбежавших кретина заставили нас задержаться с ужином…
Три дня Моше, сидя взаперти в камере в блоке 11 и чувствуя себя погребенным заживо, терялся в догадках, что же его ждет. Побег заключенных его радовал, потому что любой такой побег являлся своего рода насмешкой над всемогущими эсэсовцами. Немцы отличались непревзойденной организованностью и дисциплинированностью, и поэтому психологически они были не очень-то готовы противостоять проявлениям нестандартного мышления и изобретательности. С другой стороны, Моше прекрасно знал, что лично он в данной ситуации будет иметь шансы выжить только в том случае, если беглецов поймают: если это произойдет, то десятерых козлов отпущения, в число которых попал и он, скорее всего, оставят в живых. Впрочем, может быть, и не оставят: эсэсовцы зачастую поступали так, как им взбредет в голову, и суда, в котором можно было бы обжаловать их решения, в лагере, конечно, не имелось.
Сейчас Моше мог использовать только один из своих органов чувств – уши. Он пытался услышать через кирпичные стены какие-нибудь звуки, которые подсказали бы ему, как обстоят дела с поимкой. Время от времени ему удавалось различать топот сапог, лай собак, выкрикиваемые во всю глотку приказы… В этой темной камере было не так-то просто уследить за течением времени, и вести счет дням он мог только по приносимой раз в сутки похлебке: первая миска, вторая, третья… Наконец ему показалось, что он услышал, как кто-то заорал:
– Снять внешние караульные посты!
Этот крик стал доноситься до него снова и снова, сначала становясь все более и более громким, а затем, наоборот, затихая. Так передавался приказ часовым на внешних караульных вышках, расположенных ближе всего к территории лагеря, а эти часовые затем, надрывая глотку, передавали его часовым на всех других внешних караульных вышках. Внешнее кольцо наблюдения снималось, что свидетельствовало о том, что попытки поймать сбежавших заключенных окончились ничем – по крайней мере на данный момент. Эсэсовцы концлагеря прекращали усиленные поиски беглецов и возвращались к обычному режиму несения службы. Впрочем, район, в котором находился лагерь, полностью контролировался подразделениями СС и обычными армейскими подразделениями, а потому сбежавшим будет трудно добраться до менее милитаризованной территории, не натолкнувшись при этом на какой-нибудь патруль. Кроме того, многие поляки были антисемитами, и если бы они случайно увидели сбежавших из концлагеря заключенных, то, решив, что это, скорее всего, евреи, сообщили бы об этом немецким властям.