Блокада. Книга четвертая

Чаковский Александр Борисович

Вся надежда была на то, что операция по прорыву блокады будет проведена стремительно. Но пока желаемого результата достигнуть не удавалось.

«Так что же делать, что предпринять?» — размышлял Федюнинский в этот ранний, предутренний час.

Он снова резко нажал кнопку звонка и спросил порученца:

— Где же Королев?

— Заканчивает разговор, товарищ командующий.

— Что он столько времени лясы точит?

В это время полковник Королев вошел в кабинет. Порученец неслышно удалился.

— Ну что там, в пятьдесят четвертой? — нетерпеливо спросил Федюнинский.

Королев молча положил на стол командующему

телеграфную ленту.

Федюнинский схватил ее и, медленно протягивая между пальцами, прочел:

В 4:00 ПРОТИВНИК СИЛАМИ 39 МОТОРИЗОВАННОГО КОРПУСА НАНЕС МОЩНЫЙ УДАР В СТЫК МЕЖДУ 4 И 52 АРМИЯМИ ИЗ РАЙОНА ЧУДОВА ТЧК ГЛАВНЫЕ СИЛЫ ПРОТИВНИКА УСТРЕМИЛИСЬ ОБРАЗОВАВШУЮСЯ БРЕШЬ РАЗВИВАЮТ НАСТУПЛЕНИЕ НА БУДОГОЩЬ ТЧК ВЫНУЖДЕНЫ СРОЧНО ПРОИЗВЕСТИ ПЕРЕГРУППИРОВКУ ЦЕЛЬЮ НЕ ДОПУСТИТЬ ВЫХОДА ПРОТИВНИКА НАШ ТЫЛ…

Когда сотням тысяч ленинградцев, окруженных кольцом блокады и связанных с остальной частью страны лишь холодной, сумрачной Ладогой, на которой сейчас бушевали осенние штормы, казалось, что победа уже близка, четыре человека собрались в комнате командующего войсками Ленинградского фронта: Жданов, Воронов, Васнецов и Федюнинский.

С тех пор как началась операция по прорыву блокады, они собирались здесь каждую ночь, чтобы подвести итоги боев за истекшие сутки.

Но еще не было у них встречи столь мрачной, разговора столь тяжелого, как тот, что произошел в ночь на двадцать третье октября…

— Мы вас слушаем, Николай Николаевич, — сказал Жданов, обращаясь к Воронову.

Все они сидели у письменного стола Федюнинского: Жданов и Воронов в креслах, Васнецов и Федюнинский — на придвинутых почти вплотную к ним стульях.

— Положение создается весьма напряженное, товарищи, — негромко произнес Воронов. — Я только что говорил с Москвой. Немцы рвутся к Тихвину. Ставка приказывает перебросить с Ленинградского фронта две стрелковые дивизии на Волховское направление в помощь четвертой армии. Кроме того, придется забрать две дивизии у Хозина и тоже отдать их Яковлеву. Словом, задача заключается в том, чтобы во что бы то ни стало спасти Тихвин. Ставка нашла возможным, несмотря на крайне напряженное положение под Москвой, выделить четвертой армии из своего резерва одну стрелковую и одну танковую дивизии. Таким образом, нам необходимо сейчас принять два решения: о снятии двух дивизий с нашего фронта и переброске их в четвертую армию и о передаче в ту же армию двух дивизий из пятьдесят четвертой. Это все, что я могу сейчас доложить.

Наступило тяжелое молчание.

С того памятного дня, когда Воронов сообщил Военному совету Ленинградского фронта о предстоящей операции по прорыву блокады, весь Смольный жил радостно пьянящей мыслью о близком часе, когда петля на шее Ленинграда будет разорвана. И даже известие о том, что немцы начали наступление на юго-востоке области, не могло эту надежду заглушить.

Более того, руководителям ленинградской обороны казалось, что, обрушив двадцатого октября мощный удар на противника с двух сторон, удастся не только в течение нескольких часов, самое большее — суток, пробить немецкую укрепленную полосу, отделяющую город от Большой земли, но тем самым и приостановить наступление врага на юго-востоке. И хотя ни двадцатое, ни двадцать первое не принесли желанной победы, тем не менее вера в то, что она будет достигнута часом или днем позже, по-прежнему жила в их сердцах.

Эта

же вера владела бойцами, которые под шквальным огнем противника продолжали днем и ночью переправляться на левый берег Невы, чтобы заменить своих убитых и раненых товарищей. Едва высадившись на «пятачок», они с ходу вступали в бой, уверенные, что победа близка и, сделав два-три сильных рывка, они соединятся с пробивающимися навстречу им войсками 54-й армии.

Расстаться с этой верой было просто невозможно.

И хотя люди, которые собрались сейчас в кабинете Федюнинского, знали несравненно больше, чем те, кто сражался на Невском плацдарме, в их сердцах тоже еще жила надежда на счастливый исход боев.

После звонка Василевского Военный совет принял меры, чтобы перебросить на левый берег Невы тяжелые танки. Под руководством находившегося в районе Невской Дубровки начальника инженерных войск фронта Бычевского саперы и метростроевцы прорыли глубокий ров, чтобы подвести к берегу Невы автокраны и машины с плашкоутами. Переброска на левый берег танков позволяла рассчитывать на то, что соотношение сил там изменится в нашу пользу и блокада будет наконец прорвана.

Но сообщение Воронова положило всем этим расчетам конец. Уменьшение численности войск Ленфронта на целых четыре дивизии после того, как все те части, которые можно было снять с других участков, находились уже в распоряжении Невской оперативной группы, означало, что операция по прорыву блокады обречена.

И этот переход от надежды, пусть уже отчаянной, но все же надежды, к горькому разочарованию был столь внезапен, что в первые мгновения никто из слушавших Воронова не в состоянии был вымолвить ни слова…

— Какие будут предложения? — сумрачно спросил Жданов.

— Я не очень точно представляю себе местоположение и состояние четвертой и пятьдесят второй армий, — проговорил Васнецов. — До сих пор на наших картах они не фигурировали.

— Должна быть уже готова новая карта, — сказал Федюнинский. — Я отдал приказ еще вчера. — Он нажал кнопку звонка и приказал появившемуся порученцу: — Полковника Королева сюда. С картой.

Королев вошел через две-три минуты.

— Разложите карту, полковник, — сказал Воронов, указывая на длинный стол.

Королев молча выполнил приказание. Окинув взглядом стол, взял две тяжелые пепельницы, придавил ими загибавшиеся вверх края принесенной им карты и повернулся к командующему, ожидая дальнейших приказаний.

— Все, товарищ полковник, вы свободны, — сказал Федюнинский.

— Одну минуту! — произнес Жданов. — Что нового на Невском плацдарме?

— За последние часы удалось несколько потеснить врага. В направлении Восьмой ГЭС и деревни Арбузово.

— У вас больше нет вопросов к полковнику, Андрей Александрович? — спросил Федюнинский.

Жданов отрицательно покачал головой.

— Вы свободны, — повторил Федюнинский. — Но из штаба не отлучайтесь.

— Итак, попрошу к карте, — произнес Воронов, когда Королев вышел.

Все подошли к длинному столу.

— Четвертая армия под командованием генерал-лейтенанта Яковлева обороняет этот рубеж. — Воронов указал карандашом на карте. — Здесь большое болото под названием Малуксинский Мох. От него рубеж обороны проходит через железнодорожную станцию Кириши и далее по правому берегу реки Волхов до устья вот этой реки Пчевжи. Общая протяженность фронта примерно пятьдесят километров.