Блокада. Книга вторая
Шрифт:
— Но… почему же он не пришел к нам? Ведь он бывал у нас дома, адрес знает…
— Анатолий утверждает, — сказал Валицкий, — что приходил тотчас же после возвращения, но никого не застал дома.
Он хотел добавить, что ему самому это объяснение кажется жалкой отговоркой, что Анатолий, конечно, мог бы отыскать родителей Веры, оставить, наконец, записку в двери… Но промолчал.
— Так… — произнес Королев, — не застал, значит.
И вдруг Валицкий увидел, что огромные кулаки Королева сжались и на лице его появилось
— Не хочу его защищать, — произнес Валицкий, — но я прошу понять… ведь он… почти мальчик… Ему ни разу не приходилось попадать в такую ситуацию…
Он умолк, понимая, что говорит не то, что вопреки самому себе пытается как-то защитить Анатолия.
— Си-ту-ацию? — недобро усмехнулся Королев, вкладывая в это, видимо, непривычное для него иностранное слово злой, иронический смысл. — Что ж, теперь ситуация для всех необычная.
— Да, да, вы, конечно, правы! — сказал Валицкий. — И… я не защищаю его, — сказал он уже тише, покачал головой и повторил: — Нет. Не защищаю…
Королев снял со стола свои длинные руки. Теперь они висели безжизненно, как плети.
Но уже в следующую минуту он проговорил спокойно и холодно:
— Ладно. Говорить, кажись, больше не о чем. Спасибо, что пришли, однако. Отыскали все-таки.
Он умолк и добавил уже иным, дрогнувшим голосом и глядя не на Валицкого, а куда-то в сторону:
— Как же я матери-то скажу…
И тут же, подавляя слабость, сказал снова спокойно и холодно:
— Ладно. Спасибо. Ну, а затем — извините. Дел много.
Он мотнул головой, чуть привстал, не протягивая Валицкому руки, затем открыл ящик стола и вынул оттуда какие-то бумаги.
Федор Васильевич не шелохнулся. Он чувствовал, что если встанет, то не сможет сделать и шага.
Королев поднял голову от своих бумаг и, нахмурившись, поглядел на Валицкого, точно спрашивая, почему он еще здесь.
И тогда Федор Васильевич сказал:
— Простите, но… я к вам по личному делу пришел.
— Так разве вы не все сказали? — быстро и с надеждой в голосе спросил Королев.
— Нет, нет, к тому, что я сказал, мне, к сожалению, добавить нечего. Только… видите ли, мы сейчас встретились совершенно случайно… Я вам сейчас все объясню, это займет совсем немного времени, — поспешно заговорил Валицкий, собирая все свои силы. — Дело в том, что я получил повестку. Вот…
Он опустил руку в карман, отделил листок бумаги от остальных документов, вытащил его и положил на стол.
Королев взглянул на повестку и на этот раз уже с любопытством посмотрел на Валицкого:
— Вы что же?.. Записывались?
— Да, да, совершенно верно, я записался. Но дело в том… речь идет о моем возрасте.
— Сколько вам лет?
— Шестьдесят пять.
Королев пожал плечами и сказал:
— Ну, значит, кто-то напортачил.
Он снова поглядел на повестку. Потом перевел
— Надо полагать, что, записываясь в ополчение, вы сделали это… ну, так сказать, символически. А теперь удивляетесь, что получили повестку. Мы запросили к себе в дивизию строителей из городского штаба, вот нам вас и передали… Что ж, вопрос ясен, товарищ Валицкий, бумажку эту вам послали по недосмотру. Сами понимаете, когда вступают десятки тысяч людей… Словом, вопроса нет. Тех, кто вас зря побеспокоил, взгреем. Повестку оставьте у меня.
Валицкий побледнел. Резкие слова были уже готовы сорваться с его губ, но он заставил себя сдержаться. Он вспомнил, как пренебрежительно и высокомерно принял Королева, когда тот пришел справиться о дочери. Точно старорежимный барин, стоял он тогда на до блеска натертом паркете в окружении своих картин, книжных шкафов и тяжелой кожаной мебели и неприязненно глядел на этого путиловского мастерового…
«Что ж, — горько усмехнулся Валицкий, — можно себе представить, какое у него сложилось обо мне мнение…»
— Вам никого не надо «греть», — сдержанно проговорил Федор Васильевич. — Дело в том, что я действительно хочу вступить в ополчение. Но ваш подчиненный — его фамилия Сергеев — решительно мне в этом отказал. Я знаю, что в вашей компетенции…
— Паспорт и военный билет у вас с собой? — прервал его Королев.
— Да, да, конечно!
Валицкий снова полез в карман, чувствуя, что ладонь его стала мокрой от пота, вынул документы и протянул их Королеву. Тот мельком просмотрел их, положил на стол, придвинул к Валицкому и сказал:
— Что ж, все верно. Вы тысяча восемьсот семьдесят шестого года рождения, необученный, с военного учета давно сняты. Товарищ Сергеев поступил совершенно правильно.
Из всего, что сказал Королев, Валицкого больше всего уязвило слово «необученный». Оно показалось ему оскорбительным.
Но он сдержался и на этот раз.
— Я архитектор и инженер, — сказал он со спокойным достоинством, — и не сомневаюсь, что вам понадобятся не только те, кто может колоть… ну, этим, штыком или… э-э… стрелять из пушек. Наконец, я русский человек и…
— Ничего не могу сделать, — снова прервал его Королев.
— Но вы должны, вы обязаны что-нибудь сделать! — воскликнул Валицкий, чувствуя, что слова его звучат неубедительно, беспомощно.
Однако он с удивлением заметил, что именно это его восклицание как-то подействовало на Королева. Тот слегка наклонился к Валицкому и сказал уже менее сухо и отчужденно:
— Но как же вы не понимаете, что на войне каждый человек занимает свое место! Вы человек… немолодой, видный архитектор. Вас должны эвакуировать в тыл страны… Ваши руководители явно что-то прошляпили. Если хотите, я позвоню в Ленсовет и…