Блокада. Запах смерти
Шрифт:
– Ну и кто? – не выдержал затянувшегося молчания Курпатый.
– Ты и сдал, – огорошил его Ванька, отодвигаясь от Славки.
– Я?! – захлебнулся от негодования Курпатый.
– Да, ты. А теперь ты рад грохнуть меня, чтобы все можно было списать на мой счет, – продолжил блефовать Цыган, мелкими движениями подбираясь к керосиновой лампе.
Курпатый, ошалевший от такой наглости, не мог справиться с нахлынувшим на него возмущением и пытался подобрать слова в свое оправдание, но в этот момент Цыган ударил по керосинке, и та, отлетев к противоположной стене, разбилась вдребезги.
– У, сука! – завизжал от злости Курпатый, понимая, что Цыган обвел его вокруг пальца. Начав пятиться в сторону двери, он дважды выстрелил в направлении, где оставался Цыган.
– А-а-а! – откликнулся воплем раненого Цыган, быстро меняя место.
– Бах! – снова выстрелил, в сторону крика, Курпатый.
Славка, привыкший к темноте, отчетливо видел стоящего в паре метров от входной двери Курпатого с револьвером в руке, и то, как сбоку, вдоль стенки, осторожно пробирался за его спину Иван.
– Вот, Цыган, я же говорил, сегодня не твой фарт, – ухмыльнулся Курпатый, думая, что разделался с предателем.
Он повернулся к двери и вытянул руку, чтобы ее нащупать и открыть. Неожиданно его рука вместо двери наткнулась на голову Ивана. Но Курпатый и не успел понять, что это было, так как в тот же момент Кощеева финка всем лезвием вошла в его сердце.
Нецецкому не сиделось на месте. Во-первых, он ждал Курпатого, втайне надеясь, что Зарецкий не решится на убийство и тем самым подпишет себе приговор. Во-вторых, старый вор впервые оставался один, без подельников, и теперь сидел в церковном флигеле, чувствуя себя совершено беззащитным. Ему также не давала покоя обострившаяся подозрительность, которая толкала учинить допрос Николке и попытаться через него выяснить все о Цыгане. Даже очевидный факт, что тот не вполне душевно здоров, не казался уголовнику помехой. Выждав, когда отец Амвросий отправился отоваривать продуктовые карточки, Дед вошел в церковь, в которой Николка наводил чистоту, протирая пол после службы.
– Чудик, – пренебрежительно обратился он к нему, – иди сюда, разговор есть.
Николка, оглянувшись и посмотрев на Нецецкого, не бросил своего занятия.
– Ты что, оглох? – Дед, уязвленный его поведением, подошел вплотную и наступил на половую тряпку.
– Нет, я не глухой, – ответил парень, безуспешно пытаясь высвободить орудие производства.
– Я тебе задам пару вопросов, и ты должен на них честно ответить.
Николка выпрямился, понимая, что этот человек все равно настоит на своем.
– Ты ведь знал Зарецкого еще до того, как оказался с ним на фронте в одном батальоне? – начал выпытывать Нецецкий.
– Да, я Ваньку знал. Если бы не он, Николка бы помер от голода в прошлом году, – спокойно ответил церковный человек.
– А ты знаешь, что он с милицией связан? – продолжал докапываться до нужной информации Нецецкий.
– Ванька? С милицией? – удивленно посмотрел на него парень. – Ванька вор, но добрый, не тебе чета. Он нам в церковь муку принес, а потом мы с ним продукты воровали из овощехранилища.
При этих воспоминаниях Николка расцвел детской улыбкой, словно говорил
– Так ты тоже, крыса, мои продукты воровал? – удивился Дед.
– Зачем Николку крысой называешь? Нехорошо это, – спокойно отреагировал на ругательства парень.
– Значит, ты, полудурок, хочешь сказать, что твой дружок водил шашни с дочерью легавого, а с тестем не спутался? – по-другому попробовал прощупать его старый уголовник.
– Ванька никаких шашней не водил, – насупился Николка, – он обвенчался с Настенькой, и они теперь муж и жена.
– Выходит, ты не хочешь правду мне сказать, – нахмурился Дед, понимая, что вряд ли сможет получить от него признание. – Тогда мне придется его женушку проведать, может, она будет сговорчивей, чем ты.
– Не смей пугать эту чистую девушку своим видом ужасным! – вскинул испуганный взгляд Николка.
– Чем же я так ужасен? – удивился его эмоциональной реакции старый вор, понимая, что задел убогого за живое.
– На тебе грязи много, – встав напротив него и загородив собой выход из церкви, сказал Николка, – ты и за сто лет не отмоешься. Ты ее замараешь. А она чистая, у нее ребеночек скоро будет.
– Раз ты не хочешь мне правду про своего дружка рассказать, я пойду к его беременной женушке, – снова пригрозил Дед и сделал движение в сторону выхода.
Николка, подхватив с пола тряпку, замахнулся ею на старого уголовника.
– Не смей к ней идти, иначе я тебя тряпкой сейчас ударю! – Он продолжал загораживать дорогу к выходу.
Нецецкий, не ожидавший такого поворота, инстинктивно попятился. Однако вспомнил, что у него с собой оружие, вытащил револьвер и направил его на Николку.
– А ну, вали отсюда! – пригрозил, сделав шаг вперед.
– Нет, пока ты хочешь к ней идти, – твердо произнес Николка.
Нецецкий еще шагнул, уверенный, что полудурок все-таки испугается, но в тот же миг половая тряпка наотмашь хлестнула его по лицу.
– Сука! – заорал уголовник, инстинктивно нажимая на спусковой крючок.
Раздался выстрел, Николку бросило на пол. Левая сторона его груди обильно окрасилась в красный цвет.
«Прямо в сердце попал, – досадливо поморщился Дед. – Теперь нужно сваливать».
Сплюнув, он поспешно пошел во флигель – собирать вещи.
…Николке обожгло грудь, свод церкви закружился, и он упал, упершись взглядом в изображение Бога Отца, нарисованное в самой верхней точке купола. В тот же момент появилась баба Фрося, которая с улыбкой склонилась над Николкой, призывая его подняться.
«Как же она меня поднимет? У нее же сил не хватит», – подумалось Николке. Но, к его изумлению, рядом с бабушкой, в поле его зрения, появились мама и отец, которых Николка не видел с момента их расстрела сотрудниками ВЧК. Радость, охватившая парня, словно выросшие за спиной крылья, подхватила его и подняла навстречу родным объятиям. Николка уже не чувствовал боли, он, словно сахар, растворился в теплом, умиротворяющем чувстве – всепоглощающей любви и спокойствии. От свода церкви к нему протянулась сияющая световая дорожка, по которой он, в сопровождении родителей и бабушки, с любовным трепетом в сердце стал подниматься к Господу.