Блокада. Знаменитый роман-эпопея в одном томе
Шрифт:
Перешагнув порог, он вскинул руку для приветствия, но, так и не донеся ладонь до виска, застыл от неожиданности. За длинным дощатым столом сидел Иван Максимович Королев.
— Иван Максимович?! — воскликнул Звягинцев, забыв об официальном приветствии. — Вы здесь?
Королев некоторое время недоуменно глядел на Звягинцева, точно не узнавая его. Наконец медленно встал со скамьи, вышел из-за стола и произнес удивленно:
— Это ты, майор?
— Я, Иван Максимович, конечно, я! — торопливо ответил
Королев молчал, устало глядя на Звягинцева.
— Как Вера? — повторил Звягинцев. — Она в Ленинграде?
Плотно сжатые губы Королева наконец разжались, точно против его воли, и он тихо сказал:
— Она не вернулась.
Звягинцев молча, будто не понимая смысла этих трех слов, смотрел на Королева.
— Но как же так?! — проговорил он наконец, точно желая убедить Королева, что тот ошибается. — Ведь этот… ну, как его… Анатолий Валицкий… ведь он же вернулся?!
— Он вернулся, а она — нет, — ответил Королев, на этот раз твердо и определенно.
Звягинцев почувствовал себя так, как вчера, когда его накрыла воздушная волна от разрыва снаряда. На мгновение все поплыло перед глазами.
— Но ведь там… — проговорил он, не слыша собственного голоса, — но ведь там… в Белокаменске — немцы!
Он выкрикнул это с отчаянием и в то же время с бессознательной надеждой, что Королев поймет всю чудовищную нелепость своих слов, — ведь раз в Белокаменске немцы, Веры там быть не должно, не может быть!
— Да. Там немцы, — жестко произнес Королев.
И эти слова как бы полностью вернули Звягинцеву слух и зрение. Он с какой-то режущей глаза отчетливостью увидел зажженный фонарь, дощатый стол, консервные банки, превращенные в пепельницы, раскрытый блокнот и лежащие на стола остро очиненные карандаши.
— Иван Максимович, — пытаясь успокоиться, взять себя в руки и выяснить все до конца, произнес Звягинцев, — я ничего не понимаю. Вы от меня что-то скрываете, чего-то не договариваете. Я повторяю вам, что видел этого парня! Он уходил от немцев вместе с отступающими частями на участках моего батальона. И он мне сказал, что Вера уже в Ленинграде!
— Значит, соврал, — угрюмо произнес Королев. — Ему удалось уйти. А ее он… а она осталась там.
Звягинцев почувствовал, как его душит воротничок гимнастерки. Он с трудом, негнущимися пальцами расстегнул крючок, покрутил головой, как бы стараясь освободить шею от сжимающего ее невидимого железного обруча, и медленно опустился на скамью.
«Как же так? — стучало в его мозгу. — Почему этот парень вернулся, а она осталась? Почему он соврал, сказав, что Вера уже в Ленинграде?..»
Звягинцев чуть было не
Он сидел, облокотившись о стол локтями, подперев руками голову, и заметил, что в блиндаж кто-то вошел, только когда с недоумением увидел, как Королев поспешно встал, одергивая гимнастерку.
Механически отметив, что Королев сделал это привычным солдатским движением, Звягинцев в ту же минуту услышал его голос:
— Товарищ член Военного совета, комиссар дивизии народного ополчения полковой комиссар Королев…
Звягинцев поспешно вскочил, обернулся и увидел, что в двух шагах от двери стоит Васнецов, а за ним, пригибаясь, чтобы не задеть головой низкий потолок, — полковник Чорохов.
— Здравствуйте, товарищ Королев, — сказал Васнецов, протягивая Королеву руку. — Здравствуй, Максимыч! Очень рад снова тебя видеть.
Он скользнул взглядом по застывшему в положении «смирно» Звягинцеву и сказал:
— С вами, майор, мы уже виделись. Добрались благополучно?
Звягинцев хотел было отрапортовать, что все в порядке и дошли они без происшествий, но понял, что Васнецов не ожидает от него никакого ответа.
— А это, товарищ Королев, — сказал Васнецов, — ваш правый сосед, полковник Чорохов, знакомься…
И, обернувшись к комдиву, добавил:
— Садитесь, полковник, здесь наш разговор и закончим.
— Разрешите идти? — обращаясь к Васнецову, как к старшему по званию, спросил Звягинцев.
— Зачем же вам уходить, товарищ майор? — ответил тот и, снова поворачиваясь к Чорохову, спросил: — Вы говорили, что майор на участке вашей дивизии левый фланг держит? Верно? На стыке с ополченцами?
— Так точно, товарищ дивизионный комиссар, — ответил Чорохов.
— Ну, значит, вместе и побеседуем, — удовлетворенно сказал Васнецов. — Я бы хотел, товарищ Чорохов, чтобы вы высказали свои сомнения в присутствии комиссара дивизии. Садитесь, товарищи!
И Васнецов, перешагнув через скамью, сел, жестом предлагая остальным последовать его примеру.
— Какой же смысл, товарищ дивизионный комиссар? — слегка приподнимая свои широкие плечи, сказал Чорохов. — Я свое предложение высказал, получил отказ, вопрос для меня ясен…
— Ой ли, товарищ полковник? — проговорил Васнецов, чуть прищуриваясь. — Формально все ясно, но в душе, скажите честно, на ополченцев не очень надеетесь? Ведь так? Но почему же? Организацией их обороны вы, как говорите, удовлетворены. Верно? Значит, сомневаетесь в людях. Вот почему, я думаю, беседа с комиссаром вам не повредит. Ведь говорят, каков поп, таков и приход, простите за старорежимную поговорку.