Блокада. Знаменитый роман-эпопея в одном томе
Шрифт:
Малинников долго рассматривал карту, слегка морщась, как от зубной боли, когда из недр железобетонной громады ГЭС раздавался очередной орудийный выстрел. Потом сказал:
— По-моему, годится. Перед позициями нужно расположить минные поля. Но сумеем ли мы поставить мины под таким обстрелом — вот вопрос!
— Что же делать, выбора у нас нет, — угрюмо проговорил Звягинцев. — Мины все равно надо ставить, и как можно ближе к немецким позициям… — Высунувшись из воронки, он посмотрел в сторону ГЭС, что-то прикидывая, потом решительно сказал: — Вот что. Я попробую поближе подобраться к этой проклятой ГЭС и осмотреть там
Ефремов, кадровый командир, был уже немолод, но в свои сорок лет не уступал в быстроте и ловкости Звягинцеву. Они скатились в овраг, потом выбрались из него и, приблизившись к громаде ГЭС на расстояние с полкилометра, залегли. Дальше двигаться было невозможно: пулеметы противника секли снег…
— Вот здесь и нужно ставить мины, — сказал Звягинцев комбату. — Трудно будет, тяжело, и все-таки — здесь. От самого берега по всему фронту обороны. И пушки нужно выдвинуть как можно дальше на юг. Ни в коем случае нельзя пропустить немцев в овраг, иначе они там скопятся и их ничем не возьмешь. Понял?
…Место для своего командного пункта Малинников и Звягинцев выбрали южнее так называемых Беляевских болот, сейчас прикрытых глубоким слоем снега, не более чем в километре от позиций второго батальона, то есть от центра полосы обороны. Это место было выгодно и тем, что километрах в трех на север, где-то в районе деревни Марьино, размещался командный пункт армии.
Перед тем как вернуться на правый берег, они решили все же уточнить, где именно находится армейский КП.
Направились, сверяясь с картой, на север, вдоль Невы, и вскоре увидели впереди идущих в том же направлении командиров.
— Я сейчас узнаю поточнее, где это самое Марьино, — сказал Звягинцев и ускорил шаг.
Но командиры тоже шли быстро. Звягинцев уже не шел, а бежал. Почти догнав идущих, он крикнул:
— Товарищи! Товарищи командиры! Погодите минутку!
Те обернулись, и Звягинцев узнал среди них Ворошилова, Духанова и членов Военного совета 67-й армии генерала Тюркина и полковника Хмеля.
От неожиданности Звягинцев остановился. Мысль о том, что вот уже который раз он попадает на глаза Ворошилову и может показаться маршалу выскочкой, умышленно пытающимся обратить на себя внимание высокого начальства, словно сковала его. Ему захотелось повернуться и убежать, пока Ворошилов, может быть, еще не разглядел его лица…
Но тут раздался суровый оклик Духанова:
— Что вы здесь делаете, подполковник?! Подойдите сюда.
Звягинцев сделал несколько шагов и, поднеся руку к ушанке, обратился к Ворошилову:
— Товарищ маршал, разрешите ответить товарищу командующему.
— Отвечайте, — сказал Ворошилов, и голос его на этот раз прозвучал сухо и строго.
— Товарищ командующий, — делая полуоборот к Духанову, произнес Звягинцев, — докладываю, что ваше приказание выполнено. Сводный батальон УРа вчера посажен на рубеж у пункта Пильня Мельница, фронтом к Шлиссельбургу.
— Это мне известно. Что вы делаете здесь?
— Получили приказ командующего фронтом перебросить сюда три артпульбата. Комендант УРа, я и комбаты производили рекогносцировку, потом…
— Что потом?
— Решили уточнить, где КП армии. Куда тянуть связь.
—
Духанов, несомненно, хотел сказать «болтаетесь», но его остановил Ворошилов:
— Погоди, генерал. — И, обернувшись к кому-то из сопровождавших, приказал: — Карту!
Ему подали планшет с прикрытой целлулоидом картой.
— Покажи рубеж, который вам приказано занять, — сказал он Звягинцеву.
Тот сдернул с правой руки варежку и ногтем провел по целлулоиду линию от Невы, перед Вторым городком, на юго-восток.
— Так… Значит, будете прикрывать Борщева. Правильно, — кивнул Ворошилов. — Переброску начали?
— Никак нет, товарищ маршал, успели только произвести рекогносцировку.
— Что же вы тянете? — повысил голос Ворошилов. — Положение осложнилось. Противник готовится к повторной контратаке. Срочно перебрасывайте свои батальоны. Срочно! И передайте мою просьбу бойцам и командирам — ни в коем случае не пропустить врага. В ваших руках может оказаться судьба всей операции. Всей! Тебе ясно?
— Ясно, товарищ маршал, — произнес Звягинцев, от волнения не слыша своего голоса.
Но ясно было Звягинцеву далеко не все. Он не знал о том, что в течение второго дня наступления, с утра и до позднего вечера, противник четырежды контратаковал правое крыло 67-й армии — дивизию Краснова, которая так и не смогла продвинуться со столько раз политой кровью земли Московской Дубровки. Не знал, что противник вел бешеные атаки на правый фланг дивизии Борщева, успешно наступавшей накануне, и что дивизия эта теперь вынуждена отходить, обнажая фланг своего соседа — дивизии Симоняка, которая к тому времени уже продвинулась на пять километров вперед. Не знал, что еще не взят Шлиссельбург и что десятки немецких раций — дивизионных, армейских и фронтовых — непрерывно передают шлиссельбургскому гарнизону приказы держаться, обещая подмогу и сообщая о неудачах советских войск, пытающихся прорвать блокаду.
Ему, Звягинцеву, было ясно только, что положение осложнилось и приказ маршала надо выполнить как можно скорее.
Перебросить вооруженные пушками и станковыми пулеметами уровские батальоны на другой берег Невы было не просто. И главная трудность заключалась в том, что переходить Неву почти двум тысячам бойцов и командиров с тяжелейшим грузом пришлось днем: ждать темноты уже не было возможности.
Малинников и Звягинцев все же надеялись, что немецкая артиллерия, сосредоточив все свое внимание на востоке, где сейчас шли бои, не успеет помешать продвижению батальонов через Неву. И надежда их оправдалась. Решающую роль сыграла быстрота, с которой бойцы, обливаясь потом и задыхаясь от напряжения, перетащили через Неву свои пушки и пулеметы. Принять командование над оставшимися на правом берегу тремя батальонами Малинников приказал Остроумову.
Взобравшись по успевшим уже обледенеть проходам на крутой берег и выдвинувшись на указанные им позиции, бойцы под огнем противника начали устанавливать орудия и станковые пулеметы, натягивать колючую проволоку, расставлять мины. Все понимали, что контратаковать немцы могут в любую минуту.
…16 января днем в блиндаже Говорова раздался звонок аппарата ВЧ. Сняв трубку, Говоров услышал голос Сталина.
— Доложите о ходе операции, — сказал Сталин.
В трубке было слышно, как шелестят то ли листки бумаги, то ли карты, которые он перекладывал.