Блондинка [=Киноповесть с одним антрактом]

авторов Коллектив

Ира. Так. Возьму отгул, мне положено.

Мать. Прямо сейчас? Какая срочность?

Ира. Или отпуск за свой счет…

Мать. Какую цель ты преследуешь? Спроси себя.

Ира. А если не вернусь в срок, оформи мне ту по собственному желанию. И оставлю на всякий случай заявление.

Мать. Опять сначала?

Ира. Я хотела! Я старалась! Могли убедить. Но всему есть предел. Одно и то же, одно то же, день за днем, день за днем, заколдованный

круг, и так до конца? На фига!

Мать. Да где ты найдешь, чтобы не од! и то же! Жень, прими хоть какое-то участие!

Евгений Евгеньевич. Все неоднозначо, все неоднозначно. Однозначно ответить трудно. Что-нибудь рекомендовать. Главное, с какой стороны подойти, как взгля нуть. Если бы спросили меня…

Мать. Вот я тебя и спрашиваю!

Евгений Евгеньевич. Жалко девочку.

Мать. Ну.

Евгений Евгеньевич(надевая плащ). Признаться, говорю, жалко девочку.

Мать. Все, что ты можешь сказать?

Евгений Евгеньевич. Сказать тут можно многое. А чем поможешь? Никто ничем когда не поможет. Природу не переделаешь…

Мать. И все. И собрался. Его не касается!

Евгений Евгеньевич. Ждут, Маша…

Мать. Подождут. Здесь важней вопрос решается!

Он стоял в плащике с поднятым воротником, вдруг — несолидный, жилковатый, шарф из-под ворота комом.

Ира(подошла, заправила шарф). Торчит у вас. Шарф.

Евгений Евгеньевич. Зачем же, я сам.

Ира. А то как у школьника, ей-богу, торчит комом.

Евгений Евгеньевич. Благодарствую… Благодарствую…

Ира. Да что вы так уж. Как будто невесть что. Вы идите, тут мы без вас уж. Идите, мама ничего.

Евгений Евгеньевич вышел.

Мать. Ну вот, видишь? Можешь ведь? По-человечески. Тогда давай спокойно. Выясним твои планы.

Ира. Никаких планов. Не хочу знать, что со мной будет завтра.

Мать. Опять бредовые идеи ни с того ни с сего.

Ира. Сейчас этому Филимонову сообщу по телефону. Ловелас несчастный. Лопнуло мое терпение! (Сняла трубку.)

Мать(нажала на рычаг). Зачем сейчас-то! Одиннадцать часов! У тебя такое настроение? Пережди. Завтра не пройдет — позвонишь.

Ира. Завтра я уезжаю.

Мать. Куда? Все сначала?

Ира. Все сначала. (Набрала номер.)

Мать. Ну и черт с тобой. (Ушла.)

Ира(в

трубку). Не пугайтесь, это официальный звонок. Простите, что домой, но вопрос безотлагательный. Прошу считать, что я уволилась. По собственному желанию с сегодняшнего дня. Причина — надоело. Привет супруге.

Ира, Люба

Ира(вошла, растерялась). А Лев Николаевич? Живет тут?

Люба(приветливо). Льва Николаевича еще нет. Но он вот-вот появится.

Ира. Мы с ним знакомы по давним временам, я сейчас тут в командировке, неподалеку, решила навестить. Будем знакомы, Ирина.

Люба. Очень приятно, Любовь. Мой тиран насосался, целый рожок выдул — уснул. Можно побыть человеком. Посидим, потреплемся?

Ира. Потреплемся. Раз тиран уснул…

Люба(в заботах мамаши). Ну, Лев Николаевич— что о нем. Работа есть работа, работа есть всегда, как говорится. У него даже особое какое-то положение, может разрабатывать идею, заниматься чем-нибудь своим, и начальство его не трогает. Денежные премии — каждый квартал. Мы даже заранее учитываем их в своем бюджете. (Ей показалось, что вышло нескромно.) Но это, конечно, не его одного заслуга, у него отдел такой, просто люди подобрались. Конечно, без них он не достиг бы всего этого. Но я думаю, и они без него ничего не достигли бы. Словом, шалофаться кре-ех, — как говорит Левушка. О, паразит, закряхтел. (Пошла к ребенку.)

Ира(с тяжестью на душе). Хорошая. Хорошая… Неплохая.

Люба(вернулась). От террорист. Чувствует, что я сегодня не в форме. В день голодания я злая, как черт, нервы натянуты, сама понимаешь… Ничего, что я на «ты»?

Ира. Конечно — «ты», конечно.

Люба. Это только начать, зато потом — как на крыльях. А то и не заметишь, как разнесет.

Ира. Тут картина была… На стене.

Люба. А мы ремонт делали — заклеили. Левушка перестал заниматься живописью.

Ира. Хорошие обои.

Люба. Моющиеся, финские… А вот и мы!

Это пришел Лев.

(Поцеловала его.) А к тебе гостья. Проездом.

Заплакал ребенок.

Опять орет, экстремист. Вот так круглые сутки. Весело живу! (Ушла.)