Блондинка с розой в сердце
Шрифт:
— Саша, а не махнуть ли нам на Кутузовский проспект? — спросил я. — Прогуляемся от Киевского вокзала до Поклонной горы. Поедим мороженое. Посмотрим на Москву. Я расскажу тебе, как изменится наша столица в ближайшие три десятка лет.
Во время сегодняшней прогулки по городу я удивил даже сам себя: никак не ожидал, что вспомню так много подробностей об архитектурном преобразовании Москвы за тридцать последующих за развалом СССР лет. Я вываливал на Сашу информацию о строительстве Монумента Победы и «Трагедии народов» на Поклонной горе. Говорил о сроках
Лебедева слушала меня с искренним интересом, сыпала вопросами, то и дело изумлённо покачивала головой.
Но временами в её взгляде я замечал грусть. Чувствовал, как Сашины пальцы сжимали мою руку.
На Ленинградский вокзал мы вернулись затемно. Ступили на перрон за полчаса до отправления Сашиного поезда — его уже подали под посадку. Я нёс в руке Сашину сумку — печальная Александра Лебедева держала меня под руку.
Около одиннадцатого вагона остановились. Будущие Сашины попутчики один за другим заходили в вагон. Те, кто уже занёс в купе свои вещи, активно дымили на перроне сигаретами, словно ещё до начала поездки ощутили никотиновый голод.
— Ну, вот и всё, — сказала Александра.
Она вздохнула; посмотрела на стоявшую около вагона проводницу.
Повернула лицо в мою сторону и сказала:
— Я рада, что познакомилась с тобой, Дима. Ты очень интересный человек. За эти четыре дня нашего общения я пережила больше волнующих моментов, чем за весь предыдущий год. Это было здорово. Спасибо тебе.
Она привстала на цыпочки и поцеловала меня: едва ощутимо прикоснулась губами к моим губам. Взяла из моей руки сумку, поставила её на землю около своих ног.
Александра вновь заглянула мне в глаза и спросила:
— Дима, я… ты ведь позвонишь мне? Потом, чуть позже. Позвонишь?
Я улыбнулся и ответил:
— Конечно, позвоню, Саша. С удовольствием снова услышу твой голос.
Александра кивнула, нахмурилась. Мазнула взглядом по пассажирам, курившим около вагонам.
Вновь посмотрела на меня, будто чего-то ждала. Я взял её за плечи и поцеловал — на этот раз по-настоящему. Заметил, что на Сашиных скулах вспыхнул румянец, словно Александра впервые целовалась прилюдно.
Я позволил ей отдышаться, склонился к её уху и прошептал:
— Ещё увидимся, Саша. Обязательно. Обещаю.
Лебедева улыбнулась, подняла с земли сумку. Она подошла к проводнице, продемонстрировала ей билет.
Обернулась ко мне и сказала:
— До встречи, Дима.
Александра зашла в вагон — я не пошёл следом за ней.
Поправил лямки рюкзака. Видел сквозь стёкла окон, как Лебедева прошла по коридору вагона к своему купе.
Взглянул на циферблат наручных часов и направился в сторону вокзала.
У начала перрона я остановился. Наблюдал за тем, как пассажиры заходили в поезд «Москва-Ленинград». Через четверть часа после объявления о начале посадки я отметил, что людей на перроне стало заметно меньше. Снова сверился с наручными часами.
Выждал ещё семь минут. И лишь тогда неспешно
— Капитан Нестеров, — сказал я. — Комитет государственной безопасности. В каком вагоне едет начальник поезда?
Поезд «Москва-Ленинград» отправился от перрона Ленинградского вокзала чётко согласно расписанию.
Я стоял в пропахшем табачным дымом тамбуре вагона и сквозь окна двери смотрел на тёмное безоблачное московское небо.
Думал о том, какой погодой меня завтра встретит Ленинград.
Ленинград утром не удивил.
На этот раз.
Северная столица приветствовала поезд из Москвы мелким моросящим дождём.
Московский вокзал в Ленинграде (брат близнец Ленинградского вокзала в Москве) в это пасмурное июльское утро мне напомнил растревоженный пчелиный улей. Я прошёл по нему с рюкзаком на плечах. Лавировал между двигавшимися мне навстречу людьми. Выдерживал неизменное расстояние между собой и шагавшей впереди меня ленинградской журналисткой Александрой Лебедевой. Саша шла не спеша, словно нехотя. Не смотрела по сторонам, будто пребывала в задумчивости.
Александру сегодня у вокзала не встречали — Саша сразу направилась в сторону метро. Я проследил за ней до того момента, когда она скрылась за массивными дверями метрополитена. Но следом за Сашей дальше не пошёл — направился к дежурившим около вокзала таксистам. Издали понаблюдал за проходившими около входа в вокзал немногочисленными митингами сторонников и противников переименования Ленинграда в Санкт-Петербург. Подошёл к машине такси, заглянул в приоткрытое окно.
— До улицы Плеханова, — сказал я.
Таксист улыбнулся мне: приветливо и радостно, словно лучшему другу.
— Садись, братан! — сказал он. — Довезу тебя до Плеханова в лучшем виде! Отвезу тебя хоть до самого Парижа!
Лица торопливо шагавших по мокрым тротуарам горожан выглядели бледными и печальными. Прижатые друг к другу дома на улице Плеханова (пока ещё не ставшей Казанской) показались мне серыми и угрюмыми (после моей вчерашней прогулки по широкому Кутузовскому проспекту в Москве). Пасмурная ленинградская погода добавляла этим домам мрачности, погружала в нуарную атмосферу: заряжала пессимизмом, недоверием и разочарованием. Но стоило лишь отвести взгляд от проплывавших за окном зданий, как болтовня таксиста и звучавшая из динамиков в салоне такси бодрая музыка успешно разгоняли плохое настроение.
Из машины я выбрался около магазина с невзрачной вывеской «Булочная». Двери магазина то и дело открывались, через его порог переступали понуро смотревшие себе под ноги люди. Я тряхнул головой — прогнал навеянное погодой и городскими красотами уныние. Воспользовался подсказкой таксиста: свернул около магазина в узкий переулок, примыкавший к улице Плеханова. Неспешно зашагал вдоль мрачноватых фасадов домов по украшенному зеркалами-лужами тротуару. Витавшие в воздухе около «Булочной» запахи свежей выпечки постепенно сменялись ароматами мокрого камня, извести и совсем не уместным тут запашком бензина.