Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке "нет"!)

Оутерицкий Алексей

– И то верно. Да только и на него управа нашлась. В виде нас.

– Ага, – подтвердила Петровна. – Проведем рекогносцировку местности? Вроде бы именно так делать полагается. Ну, у военных.

– Много чести, – буркнула подруга. – Разведка боем – в самый раз для такого будет. Ну, двинулись?

– Двинулись...

Взобравшись по ступенькам, они постояли на крыльце, прислушиваясь. Голосов не было слышно, зато доносилось приглушенное урчание какого-то двигателя.

– Только бы этот чертяка не оказался на втором этаже, – высказала пожелание Петровна. – Замучилась

я уже по заборам лазить, да по ступенькам карабкаться. Чай, не молодуха.

– Но и в старухи записываться рановато будет! – подбодрила ее Кузьминична. – Давай, что ли, звякнем. Где у него звонок-то... Ага, вот он. Все не как у людей.

Она потянула за позолоченную веревочку, болтающуюся под прикрепленной к стене имитацией колокола, наподобие судового, и внутри особняка, в отдалении, отчетливо прозвучала бодрая электронная мелодия.

– «Мурка», – определила Петровна. – В самый раз для депутата... Но где этот старый обалдуй? – Теперь уже она потянула за веревочку, но с тем же результатом, что и Кузьминична – они прослушали воровской гимн еще раз, а к ним никто не вышел.

Когда «Мурка» отыграла в пятый раз, Кузьминична окончательно потеряла терпение:

– Придется искать этого старого козла, раз он сам выходить не желает... – Она первой решительно шагнула за порог и вдруг запоздало сообразила: – Ну да, мы же того лысого завалили, а он, видать, за швейцара тут был.

– Шестерка, – презрительно подтвердила Петровна. – Эй, хозяин! Ты где прячешься, старый ты черт?..

Когда перед самым носом Кузьминичны пронеслась непонятная конструкция, управляемая раскрасневшимся от азарта пожилым мужчиной, она испуганно отшатнулась.

– Что это было? – придержав взметнувшуюся от ветра юбку, недоверчиво спросила она. – Нет, ты видала? Что это?

– Мне показалось... – неуверенно промямлила Петровна, – мне показалось, что это...

– Значит, ты видела то же, что и я, – заключила Кузьминична. – А ну, побежали, вон он!

Пока они неуклюже, переваливаясь подобно уткам, добежали до противоположных дверей огромного зала с хрустальной люстрой, хозяина и след простыл, только где-то далеко взвыл на повороте мотор.

– Та-а-ак... с первого раза не вышло... А ну, Петровна, слушай мотор. Сейчас мы его по звуку накроем.

– Бежим, сейчас он, кажись, появится оттуда!

Они резво побежали обратно, но увидели только спинку удаляющегося кресла... Минут через двадцать азартной беготни по каким-то огромным залам, маленьким комнаткам, длинным и коротким коридорам, всевозможным спальням и еще черт-те каким помещениям, подруги окончательно сдались.

– Давай передохнем... – Кузьминична грузно брякнулась в подвернувшееся кресло, схватила с журнального столика рядом какой-то журнал, и принялась обмахивать им распаренное лицо. – Нет, видала, каков? Одно слово, Сатана...

– Беспредельничает, – с оттенком невольного уважения подтвердила Петровна, падая в кресло напротив.

– А что это за комната?

– А хрен ее знает. Курительная, что ли.

– А ты видала, что у него куча дверей, и все без дверей?

– Ну ты сказанула! – засмеялась Петровна.

– Да ладно тебе.

Посмотрев на такое, еще не так заговариваться начнешь. Это он, кажись, специально столько широких проемов везде понаделал, чтобы на толчке своем свободно гонять. Это у него как бы маршруты проложены.

– Точно. А ты видала, как он живет? Везде паркет, ковры, хрусталь, кожа, техника всякая...

– Это он все за счет нас, налогоплательщиков честных, нахапал, – объяснила Кузьминична. – Ворюга проклятый.

– Ага. В законе, вдобавок.

– Эй! – вдруг закричала Кузьминична. Она услышала приближающийся гул, но не смогла заставить себя подняться. – Эй, где ты там! Да стой же, чертеняка, нам с тобой перебазарить надо!

– Но кто поможет мне унять волненье!.. – нараспев прокричал Сатана, вихрем проносясь мимо, – ведь сердца суета – она, если не ведать страх утрат душевных...

– Че он такое сказал? – спросила ошарашенная Петровна.

– Стихи типа, – пояснила Кузьминична и покрутила пальцем у виска. – Говорю же, совсем старый одурел. Ладно, расслабься. Давай ждать. Надоест гонять, сам подъедет. Телек вон пока включи.

– Ага, дуру нашла. Я пошевелиться не могу – устала. Сама включи. Пульта-то не видать.

– Ладно, давай так сидеть.

– Давай так...

– Чем могу служить, девоньки?

Вздремнувшие подруги открыли глаза и обнаружили, что в курительной они уже не одни. Обе некоторое время с интересом таращились на невиданной конструкции передвижной стульчак, на гордо восседающего на нем старика в объемистых семейных трусах в горошек и провисшей в подмышках майке, затем одновременно пришли в себя.

– Ты это... – начала Кузьминична, но Сатана прервал ее громким возгласом и одновременным хлопком в ладоши:

– Череп! – Никто не отозвался и он недовольно свел брови, хмурясь. – Ну, я ему задам... Пусть только появится. Небось, опять в бильярд сам с собой режется... Это один из моих олухов, телохранителем называется, – пояснил он и покрутил головой в надежде узреть спешащего на зов подчиненного. Затем прислушался, чтобы хотя бы услышать топот, предвещающий скорое появление грузного тела, но не дождался ни того, ни другого. Брови закипающего гневом Сатаны уже почти соприкоснулись, но тут его взгляд вернулся к подругам. – Итак, чем могу служить, девоньки? – елейным голоском повторил он, напомнив старушкам токующего глухаря. Его брови при этом вернулись на свое прежнее место.

– Ты это... – тоже повторила Кузьминична, но ее вдруг перебила Петровна:

– В доме еще кто-то есть?

– Нет. А кто вам нужен? – с легкой обидой поинтересовался Сатана. – Я-то думал, вы ко мне.

– К тебе, к тебе, – успокоила его Петровна. Она хотела сказать что-то еще, но Сатана не дал ей этого сделать.

– Вот и чудненько! – радостно закричал он, заметно возбуждаясь. – Позвольте предложить вам что-нибудь из тонизирующих напитков. Коньяк, виски, или дамы предпочитают водку? Череп! – не слушая ответа, опять прокричал он, но опять не дождался ни визуального, ни звукового подтверждения наличия в доме преданного телохранителя, зато нарвался на сердитый окрик Кузьминичны: