Блондинка в черном парике
Шрифт:
– Она – лучшая кухарка на свете, – со вздохом заметила Кори Харпер, – последний ее обед был самым вкусным, какой мне доводилось есть за всю жизнь.
– Точно. И он мог бы стать и нашим последним обедом на этом свете, потому что старуха нас отравила, – ухмыльнулся Томас.
– К счастью, вы выжили. Ах да, я и забыл – один из наших агентов нашел тот самый дневник, который эта самая Тельма вела все то время, что жила в Коуве.
– О да! – воскликнула Салли. – Он всегда был у нее при себе. Знаете, у нее даже образовалось на языке чернильное пятно оттого, что она облизывала кончик ручки перед тем, как начать писать!
– Зная
– Меня интересует судьба Эймори Сент-Джона и Амабель, – сказала Салли. – Что их ждет, когда ваши люди их схватят?
– Сент-Джону грозит три пожизненных заключения. Что же касается вашей тети, Салли, я точно не знаю, будут ли ее судить вместе с остальными стариками или добавят еще обвинение в заговоре и киднеппинге. Остается только ждать.
– Эврика!
Все головы дружно повернулись к Диллону. Он поднял глаза и усмехнулся с некоторой робостью.
– Э... я только хотел сообщить вам всем, что процедура развода Салли завершится через шесть месяцев. Это будет... скажем, в середине октября. Я заказал на четырнадцатое октября пресвитерианскую церковь в Вашингтоне, на Элм-стрит. Все заметано.
– Кори, ты выйдешь за меня замуж? – напомнил Томас Шреддер.
Кори бросила на него проницательный взгляд:
– Тебе еще предстоит доказать, что ты умеешь ценить женщину не просто как сексуальный объект, но и как личность. На это уйдет не меньше года, да И то, если ты очень постараешься. И не забывай: условие, что я стану старшим специальным агентом в портлендском офисе, по-прежнему остается в силе.
– Если он примется за старое, вы всегда можете прострелить ему вторую руку, – усмехнулся Брэммер. – Что же касается старшего специального агента, мисс Харпер, – что ж, я над этим подумаю.
Салли улыбнулась всем этим людям, которые теперь стали ее друзьями на всю жизнь, и побрела обратно к Джеймсу.
Он будет жить, и это главное. Что до всего остального, об этом она просто не будет думать, пока не возникнет непосредственная необходимость.
Пока они летели на вертолете в Портленд, а Джеймс лежал рядом с ней на носилках белый как полотно, и к нему тянулись шланги от капельниц, Салли вдруг поняла, что перед ней открывается вся жизнь. И она не спускала глаз с лица Джеймса – милого дорогого лица. Скорее бы уж он поправлялся, чтобы они могли пойти в «Бонхоми-клуб», и Джеймс сыграл бы на саксофоне.
На следующее утро Квинлан открыл газету «Орегониен», которую ему принесла медсестра. Броский заголовок на первой странице гласил: «Эймори Сент-Джон убит
– Да, не повезло бедняге, – сказал он вслух и стал читать дальше. Очевидно, Эймори Сент-Джон попытался бежать, но ему это не удалось. Он, ни секунды ни задумываясь, бросил Амабель, вскочил на багажную тележку, выкинул водителя на асфальт и попытался уехать. Он даже оказался настолько глуп, что стал стрелять в агентов, отказываясь выполнить приказ остановиться и бросить оружие.
Итак, он мертв. Наконец-то этот подонок сдох. Салли не потребуется пройти через суд над Эймори Сент-Джоном. Ей больше никогда не придется взглянуть ему в лицо.
Что тут пишут насчет Амабель? Казалось, в редакции «Орегониен» не знали, какую тему сделать гвоздем номера: убийства в Коуве или дело Эймори Сент-Джона. Похоже, они решили, что сегодня настала очередь Эймори, поскольку накануне они уделили главное место Коуву.
Амабель Порди, прочел он, отвергла все обвинения, как касающиеся Эймори Сент-Джона, так и связанные с событиями в Коуве. Она утверждала, что в обоих случаях не имела ни малейшего понятия о том, что происходило. Она просто художница, заявила Амабель, она помогала продавать мороженое, и это все.
«Ничего, подождите-ка, пока пресса пронюхает про дневник Тельмы, – злорадно подумал Квинлан. – Тут-то нашу художницу и припрут к стенке. Всем этим старикам не поздоровится». Джеймс страшно устал, грудь нещадно болела, поэтому он решил подкачать себе в вену небольшую дозу морфия.
Скоро он уснет сном младенца, и его сознание освободится от всей этой дряни. «Вот только хорошо бы еще разок повидать Салли до того, как он снова отключится», – мелькнула мысль.
Когда она, улыбающаяся, вдруг возникла возле его кровати, Джеймс подумал, что, должно быть, он спит и видит сон.
– Ты выглядишь как ангел. Он услышал ее смех и почувствовал на своих губах ее губы – воплощение тепла и мягкости.
– Прекрасно, – прошептал он. – Еще.
– А ну-ка спать, парень! – ответила Салли. – Когда ты проснешься, я буду здесь.
– Каждое утро?
– Да. Всю жизнь.
ЭПИЛОГ
Салли Сент-Джон Брэйнерд и Джеймс Рейли Квинлан поженились в день, назначенный для них Диллоном Сэйвичем, – 14 октября. Диллон Сэйвич был на свадьбе шафером Квинлана, а мать Салли – посаженной матерью. На свадьбе дочери она присутствовала вместе с сенатором Мэттом Монтгомери из Айовы – вдовцом, которому оказалось достаточно бросить на Ноэль один только взгляд, чтобы влюбиться без памяти. Этим летом Ноэль снова начала носить раздельные купальники.
На свадьбе было сто пятьдесят специальных агентов ФБР, включая двоих – из портлендского офиса, один из которых был новоиспеченный старший специальный агент. В пресвитерианскую церковь на улице Элм-стрит в Вашингтоне, департамент Колумбия, прибыли все Рейли и Квинланы, живущие в пределах досягаемости. Салли буквально утонула в своей новой семье.
В числе приглашенных были мисс Лилли, Марвин-Вышибала и Фазз-Буфетчик. Мисс Лилли была в своем любимом белом атласе, а Марвин-Вышибала заявлял всем и каждому, что пташка в свадебном платье выглядит просто грандиозно. Фазз принес в качестве свадебного подарка бутылку шардоннэ.