Блондинка в черном парике
Шрифт:
– Хотите, я дам вам чего-нибудь успокоительного?
Салли посмотрела на старика, который стал врачом еще до того, как ее мать появилась на свет. Она уже встречалась с ним накануне. Спайвер был добр, хотя, может быть, не очень внимателен. Салли понимала, что он совсем не рад ее присутствию и считает, что ей здесь не место, но, коль скоро она племянница Амабель, он будет стараться быть добрым. Вообще, если задуматься, пока что все, кого она успела здесь встретить, были добры к ней и отменно любезны. Но все-таки она интуитивно чувствовала, что они не хотят ее присутствия в своем городе.
– Дать мне успокоительного, – медленно повторила Салли, – чего-нибудь успокоительного. – Она рассмеялась низким, неприятным смехом, заставившим Квинлана поднять голову.
– И все-таки будет лучше, если я вам чего-нибудь дам, – произнес Спайвер и, торопливо повернувшись, наткнулся на край стола. Великолепная лампа от Тиффани с грохотом упала на пол. К счастью, она не разбилась.
Он ее не видел, понял Джеймс. Несчастный старик почти ослеп. Вслух же он как ни в чем не бывало произнес:
– Не стоит, док. Мы с Салли сейчас уйдем. Детектив из полиции Портленда обещал мне, что пришлет сюда шерифа. Вы сможете передать ему, что мы будем в доме Амабель?
– Конечно, – ответил Спайвер, не глядя на них. Он стоял на коленях и ощупывал трясущимися руками бесценную лампу, проверяя все ее части, чтобы убедиться, что она не разбилась.
Когда они уходили, он все еще оставался на полу. Остальные мужчины в этой маленькой гостиной с дорогим бухарским ковром на полу молчали.
– Амабель говорила, что он слепой, как крот, – объяснила Салли, как только они вышли из дома на яркий полуденный свет. Вдруг она остановилась как вкопанная.
– В чем дело?
– Я совсем забыла: нельзя, чтобы полиция знала, кто я. Они могут позвонить полицейским в Вашингтон, и те пришлют кого-нибудь, чтобы забрать меня. Они заставят меня вернуться в то ужасное место, или убьют, или...
– Нет, ничего не будет. Я об этом уже подумал. Не волнуйтесь. Ваше имя – Сьюзен Брэндон. С какой стати они могут в этом усомниться?! У них нет никаких причин. Просто расскажете им свою версию, и они оставят вас в покое.
– У меня есть с собой черный парик. Я, пожалуй, его надену.
– Думаю, не повредит.
– Откуда вы можете знать, что им нужно только выслушать мои показания? Вы не лучше меня понимаете, что здесь происходит. А, ясно! По-вашему, они могут не поверить, что я две ночи слышала женские крики.
Как можно терпеливее Джеймс произнес:
– Даже если они и не захотят вам поверить, это ничуть им не поможет, ведь так или иначе у них на руках труп женщины. Вы слышали женский крик, теперь она мертва. Не думаю, что у них есть большой простор для фантазии. Так что, Салли, возьмите себя в руки и постарайтесь не разваливаться на части. И помните, что с этой минуты вы – Сьюзен Брэндон, хорошо?
Салли вяло кивнула, а Джеймс подумал, что вряд ли ему когда-либо доводилось видеть лицо, выражавшее такой неописуемый страх.
«Хорошо, что у нее есть парик, – подумал он. – Ее лицо не из тех, которые легко забываются, а в последнее время,
Глава 6
Дэвид Маунтбэнк ненавидел свою фамилию с тех самых пор, как заглянул в толковый словарь и выяснил, что это слово означает «фигляр или шарлатан». Каждый раз, когда он встречался с важной персоной или с каким-нибудь тузом, казавшимся на вид достаточно толковым, шериф напрягался и держался все время настороже, ожидая и вместе с тем опасаясь, что в его адрес отпустят смешок, а то и какую-нибудь остроту. Вот и сейчас он собирался с духом, готовясь представиться стоявшему перед ним человеку.
– Я – шериф, Дэвид Маунтбэнк. Мужчина протянул руку.
– А я – Джеймс Квинлан, шериф. А это Сьюзен Брэндон. Она была со мной, когда два часа назад мы нашли труп.
– Здравствуйте, мисс Брэндон.
– Может, присядете, шериф Маунтбэнк? Шериф кивнул, снял шляпу и расслабился на мягком диване. Потом оглядел гостиную Амабель с таким видом, словно попал в магазин произведений современного искусства, от которых у него несварение желудка.
А Коув здорово переменился, – заметил он. – Мне кажется, всякий раз, когда я тут бываю, он выглядит все лучше и лучше. Как по-вашему?
– Ничего не могу сказать, я из Лос-Анджелеса.
– A вы местная, мисс Брэндон? Если так, то вы, должно быть, самая молодая в черте города. Правда, недалеко от шоссе разрастается что-то вроде нового района. Не представляю, как людям может нравиться жить возле шоссе. В Коув они наведываются только за мороженым, во всяком случае, так мне говорили.
– Нет, шериф, я из Миссури. А в Коув приехала в гости к тете – это всего лишь небольшой отпуск.
Салли несколько недоумевала, почему тетя ушла из дома до прихода шерифа. Когда она спросила об этом у Амабель, та ответила:
– С чего бы шерифу захотелось со мной беседовать? Я ничего не знаю.
– Но вы же слышали крики, Амабель.
– Нет, детка, это ты их слышала. Я на самом деле никогда не думала, что это был действительно крик. Ты же не хочешь, чтобы я назвала тебя обманщицей в присутствии представителя закона? – С этими словами она ушла...
Шериф Маунтбэнк что-то записал в своей книжечке, потом откинулся на спинку кресла и вытянул ноги.
– Медэксперт сейчас осматривает тело в доме доктора Спайвера. Женщина довольно долго пролежала в воде – я бы сказал, не меньше восьми часов.
– Я знаю, когда она умерла, – сообщила Салли. В ответ шериф не произнес ни слова, просто молча ждал, глядя на нее с улыбкой. Это была его манера – просто ждать. И в самом деле все, что ему нужно было услышать, собеседники обычно рассказывали сами только для того, чтобы заполнить невыносимую паузу.
Вот и на этот раз ему не пришлось долго ждать:
Сьюзен Брэндон сама сгорала от нетерпения все рассказать ему. И она рассказала об этих криках, о том, как в первую ночь тетушка убедила ее, что это были и не крики вовсе, а просто ветер, но в последнюю ночь, она знала, просто чувствовала: это был действительно крик, вопль женщины, страдающей от боли, и потом был тот, последний хрик...