Блондинка в озере. Сестричка. Долгое прощание. Обратный ход
Шрифт:
Высокий, очень стройный и очень элегантный, с аккуратными темными усиками и темными волосами, отпущенными длиннее, чем носят у нас, в бежевом костюме из легкой ткани. На глазах этакие зеленые солнечные очки. Он учтиво поднялся с места.
— Сеньор Марло?
— Чем могу быть полезен?
Он протянул мне сложенную бумагу.
— Un aviso de parte del senor Starr en Las Vegas, senor. Habla Usted espanol? [29]
— Да, если не слишком быстро. Лучше бы по-английски.
29
Сообщение
— Тогда по-английски, — сказал он. — Мне все равно.
Я взял бумагу и прочел:
«Представляю вам Сиско Майораноса, моего друга.
Думаю, что он с вами договорится».
— Пойдемте в кабинет, сеньор Майоранос, — пригласил я. Я открыл перед ним дверь. Когда он проходил, я почувствовал запах духов. И брови у него были подбриты чертовски изысканно. Но, может быть, изысканность эта была чисто внешняя, потому что по обе стороны лица виднелись ножевые шрамы.
Глава 52
Он сел в кресло для посетителей и положил ногу на ногу.
— Мне сказали, что вас интересует информация насчет сеньора Леннокса.
— Только последний эпизод.
— Я был при этом, сеньор. Служил в гостинице. — Он пожал плечами. — На скромной и, конечно, временной должности. Я был дневным клерком. — По-английски он говорил безукоризненно, но в испанском ритме. В испанском — то есть в американо-испанском — языке есть подъемы и спады интонации, которые на слух американца никак не связаны со смыслом фразы. Словно океан колышется.
— Вы не похожи на гостиничного клерка, — заметил я.
— У всех бывают трудности в жизни.
— Кто отправил мне письмо? — Он протянул пачку сигарет.
— Хотите попробовать? — Я покачал головой.
— Слишком крепкие. Колумбийские сигареты я люблю. Кубинские для меня отрава.
Он слегка улыбнулся, закурил сам и выпустил дым. Он был так чертовски элегантен, что это начинало меня раздражать.
— Я знаю про письмо, сеньор. Официант испугался подняться в номер к этому сеньору Ленноксу, когда увидел, что у дверей стоит гуарда. Полисмен или фараон, как вы говорите. Тогда я сам отнес письмо на коррео — на почту. После выстрела, вы понимаете.
— Вам бы надо в него заглянуть. Туда были вложены большие деньги.
— Письмо было запечатано, — заявил он холодно. — El honor no se mueve de lado como los cangrejos. Честь ходит только прямо, а не боком, словно краб, сеньор.
— Прошу прощения. Продолжайте, пожалуйста.
— Когда я вошел в комнату и закрыл дверь перед носом охранника, сеньор Леннокс в левой руке держал бумажку в сто песо. В правой руке у него был револьвер. На столе перед ним лежало письмо. И еще какая-то бумага, которую я не прочел. От денег я отказался.
— Слишком большая сумма, — заметил я, но он не отреагировал на сарказм.
— Он настаивал. Тогда я все-таки взял сто песо и потом отдал их официанту. Письмо я вынес под салфеткой на подносе, на котором ему приносили
Он осторожно провел пальцами по краю стола и вздохнул.
— Остальное вы, конечно, знаете.
— Много народу было в гостинице?
— Нет, немного. Человек пять-шесть постояльцев.
— Американцы?
— Двое американос дель норте. Охотники.
— Настоящие гринго или здешние мексиканцы? — Он медленно разгладил пальцем бежевую ткань у себя на колене.
— Думаю, что один из них был испанского происхождения. Он говорил на пограничном испанском диалекте. Очень неизящном.
— Кто-нибудь из них заходил к Ленноксу? — Он резко вскинул голову, но за зелеными стеклами ничего не было видно.
— Зачем им это, сеньор? — Я кивнул.
— Ну, что ж, сеньор Майоранос, чертовски любезно, что вы приехали и все мне рассказали. Передайте Рэнди, что я страшно благодарен, ладно?
— No hay de que, сеньор. Не за что.
— А потом, если у него будет время, может, он пришлет еще кого-нибудь, кто расскажет эту сказку поскладнее.
— Сеньор? — Голос был спокойный, но ледяной. — Вы сомневаетесь в моих словах?
— Вы, ребята, любите поговорить насчет чести. Честью иногда и вор прикрывается. Не злитесь. Сядьте спокойно и послушайте, что я вам расскажу.
Он с надменным видом откинулся в кресле.
— Учтите, это только догадка. Я могу ошибаться. Но могу и оказаться прав. Эти двое американос приехали туда не случайно. Прилетели на самолете. Притворились охотниками. Одного из них, игрока, звали Менендес. Возможно, он зарегистрировался под другим именем, не знаю. Леннокс знал, что они прилетели. И знал, зачем. Письмо он мне написал, потому что его мучила совесть. Он подставил меня под удар, а парень он был славный, и ему это не давало покоя. Он вложил в письмо деньги — пять тысяч — потому что у него их было полно, а у меня, насколько он знал, мало. Он также вставил туда легкий намек, который я мог уловить, а мог и пропустить. Такой уж он был человек — всегда хотел поступать правильно, а под конец обязательно сворачивал куда-то в сторону. Вы говорите, что отнесли письмо на почту. Почему вы не опустили его в почтовый ящик перед гостиницей?
— В ящик, сеньор?
— Почтовый ящик. У вас он, кажется, называется cajon cartero. — Он улыбнулся.
— Отатоклан — это не Мехико-сити, сеньор. Очень захудалое местечко. Почтовый ящик на улице в Отатоклане? Да там никто не понял бы, что это такое. Никто не стал бы забирать из него письма.
Я сказал:
— Вот как. Ладно, оставим это. Вы не отнесли никакого кофе в номер к сеньору Ленноксу, сеньор Майоранос. Вы не проходили в комнату мимо полицейского. А вот два американца туда прошли. Полицейский, конечно, был подкуплен. И не он один. Один из американос ударил Леннокса сзади по затылку и оглушил. Затем взял маузер, вынул из него одну пулю и вставил на ее место пустую гильзу. Потом поднес револьвер к виску Леннокса и спустил курок.