Блуд на крови. Книга первая
Шрифт:
И вдруг замечательную эту мысль перечеркнуло воспоминание о том, что днями она отправила Пауле письмо, в котором делилась планами умерщвления отъезжающей хозяйки:
«Милая, ласковая Паула!… Если мы могли бы сделать так: ты переоделась бы извозчиком и правила лошадью. Мы поехали бы на железную дорогу по какой-нибудь улице, где мало людей.
Я наложила бы Каролине Ивановне что-нибудь на рот (хлороформ? — В. Л.)… Да, остается лишь одно — умертвить ее на дороге. Такая добыча не так скоро представится, разорви письмо обязательно. Лучше раньше быть осторожней, чем потом раскаиваться. Если
Девица мучительно пыталась разгадать: послушалась ли Паула, уничтожила письмо? Нет, могла и сохранить. Тогда после ее смерти найдут послание Елизаветы, тут же разоблачат, и скрыться далеко не успеет. «Стоп! А если не убивать Паулу, а просто сбежать от нее с деньгами? Это лучше, гуманней. Пусть живет, она хорошая. А не донесет ли в полицию? Нет, не донесет — испугается за себя!» (Приведенное выше письмо фигурировало позже на судебном процессе.)
Елизавета сразу повеселела, открыла крышку рояля, громко запела, фальшивя на высоких нотах:
О, милый друг, из-за могилы Услышь мой голос, мой привет. Есть жизнь за гробом, друг мой милый, И для сердец разлуки нет…
При этом она так таращила двусмысленно глаза на Каролину Ивановну, что та с удивлением спросила:
— Что такое? Почему вы на меня так глядите? Елизавета ничего не ответила, лишь устало
зевнула:
— Пора баиньки!
На этом последний вечерний чай этой компании завершился.
ПОДУШКА НА ГОЛОВУ
Часы в гостиной хрипло пробили час ночи.
Весь дом был погружен в глубокий сон.
Впрочем, две девицы бодрствовали. Сняв обувь, они на цыпочках двинулись к спальне Каролины Ивановны. Елизавета прошептала:
— Паула, ты взяла керосин?
— И керосин, и спички.
Девицы решили после убийства хозяйки облить стены ее спальни керосином и поджечь. «Концы в воду спрячем!» — веселились девицы. — «Повезет, так и дворник с кухаркой выскочить не успеют, сгорят. Хи-хи!»
…Они медленно раскрыли дверь в спальню. Сквозь тяжелые портьеры лунный свет в комнату не проникал. Кругом царила кромешная тьма.
Елизавета на ощупь подошла к кровати, наклонилась и услыхала ровное глубокое дыхание. В руках девица держала орудие убийства — большую пуховую подушку.
Она еле слышно выдохнула:
— Сюда!
Было решено, что душить хозяйку они будут вместе.
Почувствовав локоть подруги, Елизавета решительно произнесла:
— Начали!
Они навалились подушкой на голову спящей, стараясь своими костлявыми плечиками надавить как можно сильнее. Девицам казалось, что прошла вечность и под ними лежит бездыханное тело. Они ослабили натиск. И тут же Каролина Ивановна взбрыкнула со страшной силой. Девицы полетели на пол, а хозяйка закричала на весь дом:
— Караул! Убивают!
Девицы перепугались больше убиваемой. Они метнулись к дверям. Но не тут-то было! Каролина Ивановна изловчилась поймать Паулину и выламывала теперь ей кости, не хуже чемпиона мира по французской борьбе. Затем, проведя очередной
Снизу с фонарем прибежала Анастасья Шаховцова. Она для начала осветила поле сражения, а затем схватила забившуюся со страху за раскрытую дверь Елизавету. Она набросилась на нее, как разъяренный тигр. Прибежал и дворник Егор Волченков. Он тоже надавал тумаков покусительницам на жизнь любимой хозяйки.
На место происшествия прибыла полиция и девиц повезли в арестный дом.
ОМЕРЗИТЕЛЬНОЕ ДЕЛО
Напомню, что преступление в Прогонном переулке произошло в мае 1896 года. Судебное разбирательство состоялось лишь четыре года спустя. (Причину такой задержки объяснить не умею, ибо в деле отсутствуют соответствующие документы.)
К этому времени произошло немало событий. Каролина Ивановна вышла замуж за своего генерала. Они купили большой дом в Риге и зажили спокойно, хотя откровенно скучали в этой провинциальной дыре. Каролина Ивановна порой наезжала в Москву, но на судебном процессе появиться не пожелала. Кухарка Анастасья Шаховцова некоторое время служила у Юлия Бунина (брата знаменитого писателя), доброго и мягкого характером человека. Но затем вышла замуж за племянника памятного нам собирателя древних рукописей и богатейшего купца Хлудова (нынешний Хомутовский переулок в его честь некоторое время назывался Хлудовским) и народила ему целую кучу детишек.
Вышла замуж и Елизавета (а как выяснилось из метрических документов — Эльза) Ульдрих. Ее муж работал продавцом ювелирного магазина Маршака, но попался на воровстве и был посажен в тюрьму. В отличие от Каролины Ивановны, Ульдрих, как и ее подруге Грюнберг, на суд явиться пришлось.
Дело слушалось в знакомом читателям этой книги зале Московского губернского суда — Митрофаньевском. Подсудимые обвинялись в покушении на убийство с целью ограбления и поджог с целью сокрытия следов преступления.
Чтобы лучше понять дух той эпохи, приведем газетную заметку судебного хроникера:
«Хотя доступ в зал заседания исключительно по пригласительным билетам, он забит до отказа. Личности девиц, пошедших на убийство, вызывают повышенный интерес. Публика в основном интеллигентная. Преобладают дамы, но много молодежи и студентов. Биржевиков и деловых людей тут нет. Они даже не понимают, как суд может тратить так много времени на разбирательство такого омерзительного дела. По мнению серьезных людей, следует поступить проще: хорошенько посечь этих психопаток, но соблюдая все же меру — уж очень они тщедушны, а затем этих инородцев отправить на их прибалтийскую родину, как негодный балласт».
Серьезные люди, однако, сохраняли уверенность, что этих выродков в юбках ждут долгие годы каторги. Но случилось так, что председатель суда А. Н. Разумовский в своем напутственном слове что-то неправильно объяснил присяжным заседателям, которые, естественно, не были искушенными в юридических тонкостях. (Подобное порой случалось. Вспомним классический пример: ошибку в приговоре толстовской Катерине Масловой. Не будучи виновной, она была лишена всех прав состояния и на 4 года сослана в каторжные работы.)