Блуд на крови. Книга вторая
Шрифт:
Платон Сергеевич смахнул фулярным платком пот со лба и хитро посмотрел на собеседника:
— Догадался, кто звонил? Великий князь Сергей Александрович! Он дружен с нашими баронами, милейшая Виктория Альбертовна успела сообщить высокому покровителю о своей беде. Разве начальству правду объяснишь? Посадить бы всех этих радетелей и погонять на наших местах хотя бы на недельку, повертелись бы они в наших обстоятельствах, тогда бы знали, каково тут приходится: штат недоукомплектован, трое сыскарей в отпуске, один в больнице, другой уехал в деревню отца хоронить. Кому работать? Впору самому за карманными
Соколов расхохотался:
— Зато сразу девятерых сыскарей заменил!
— Ты стоишь не меньше дюжины! То-то тянет тебя ни сию стезю, где хлеб зарабатывается куда трудней, чем тумаки да шишки. Все! Топай к кассиру. Пусть выдаст тебе триста, нет, двести рублей, и отправляйся в Москву. Власовскому я сейчас же протелеграфлю, чтобы помогли. Давай, обниму тебя, милый человек. Возвращайся с удачей!
СЮРПРИЗ
Уже на другое утро Соколов вышел из поезда на Николаевском вокзале Москвы. Он был уроженцем этого большого старинного города и любил его так, как только русский умеет любить то место, где впервые увидал свет и получил первые впечатления жизни. Хотя он знал, что обер-полицмейстер Власовский ждет его приезда, что дело торопит, но Соколов не удержался, отправился пешком вдоль ветки железной дороги через обширную площадь. Он пересек Новую Басманную и саженей через двести свернул на мостик справа. Под ним, весело выпуская в небо дым, пробежал маневровый паровозик.
Соколов с сердечным трепетом подошел к небольшому деревянному домику, что стоял почти против дворца Хлудова, дотронулся ладонью до потемневших от времени бревен. Этот домик поставил его дед после пожара 1812 года. Дед был конногвардейцем, тогда совсем молодым, только что вернувшимся из Европы — покорителем Наполеона. Здесь спустя одиннадцать лет родился отец будущего сыщика. Здесь же маленький Аполлинарий огласил окружающее пространство криком, а потом, совсем еще младенцем с неописуемым интересом вглядывался во все окружающее… За домом шел обширный веселый сад с яблонями, с грушами, с птичьими гнездами на деревьях. Был даже небольшой скотный двор: держали громадную бокастую корову Маньку, которую пасли на жирной траве откоса железнодорожной ветки. «Парное молочко да моему дитятке!» — ласково говорила мать.
Теперь сад был вырублен теми, кто поселился вместо Соколовых, знакомых лиц не было видно.
…Аполлинарий Николаевич заспешил в сторону Красных ворот по Садовой Черногрязской, зашел в темное и прохладное помещение церкви Трех Святителей. Помолился иконе Спасителя, которую он помнил с детства и которая давно была им намолена, сел в коляску первого попавшегося извозчика и по Мясницкой полетел на Тверской бульвар мимо зеркальных вывесок, богатых витрин под тентами от солнца, мимо пестрой толпы прохожих.
МАНЕВРЫ
— Здравия желаю, господин полковник! — щелкнул по привычке каблуками Соколов, хотя для операции он нарядился штатским франтом: в модный полосатый костюм, на голове соломенное канотье, в руках тросточка. С московским обер-полицмейстером он был хорошо знаком и, подобно всем сослуживцам, обожал этого дельного
— Ну, что за переполох у вас там? — Власов-ский крепко пожал руку гостя. — Кстати, позволь представить — начальник сыскной полиции Владимир Рудольфович Рыковский.
Власовский совсем недавно возглавил московскую полицию. Он не мог знать, что питерский гость и Рыковский давние друзья. Вопреки тому, что их разделяло пространство протяженностью в шесть сотен верст, многие хитроумные и опасные дела они решали в тесном союзе и нерушимом согласии. Таковы были добрые традиции!
А пока что два друга, с трудом удерживая улыбки под бдительным взором командира, изобразили сцену первого знакомства.
— Докладывай! — приказал Власовский. Соколов кратко изложил суть происшествия.
— Рыковский, всячески помогай! — распорядился обер-полицмейстер. — Дело докатилось до самых верхов. Из-под земли, но достаньте злодеев. А что преступление совершено — можете не сомневаться! На вечернем совещании доложите мне ход дела.
…Прямо из кабинета обер-полицмейстера друзья-сыщики отправились в знаменитый трактир Егорова в Охотном ряду.
— Начальство было бы радо, — смеялся Рыковский, — если бы мы ловили преступников все 24 часа в сутки. Но лучше бы они спросили: «Ребятки, вы сегодня кушали?» Нет, мы сегодня еще не кушали!
Пройдя через шумный и прокуренный нижний залец, набитый галдящим простонародьем, друзья поднялись наверх. Здесь в чистоте и уюте сыщики ели яичницу с ветчиной и обсуждали план действий.
— Ты, Аполлинарий Николаевич, пойми, — убеждал Рыковский, — за настоящую редкость свихнутый коллекционер не только чужой, но и своей жизни не пожалеет.
— Так же, как за подделку не даст гроша ломаного, — отзывался Соколов. — Вот эти психологические нюансы и надо использовать! Эй, половой, сделай рассчет!
— Согласен! Более того: пока ты трясся по «железке», я, зная от Власовского суть дела, выяснил имя ювелира, с которым частенько советуется Гинкель. Это Хромов с Плющихи. Едем к нему!
— Он причастен к преступлению?
— Вот это следует выяснить! И уж в любом случае, Хромова следует употребить с пользой для следствия. Послушай, что я придумал…
Рыковский вкратце поведал свою задумку. Поначалу Соколов с сомнением покачал головой, приговаривая: «Невероятно, невероятно! Нет, на такое он не пойдет!» Но в конце концов согласился с собеседником и даже азартно рассмеялся:
— Ну, дружок, ты гений! До такого трюка еще никто не додумывался.
— Голь на выдумки хитра! Положение наше безвыходное: умри, но преступников найди! Служба у нас такая. Помнишь, как убийцу Самохвалова брали?
— Это во время облавы на Хитровом рынке?
Друзья вспоминали, как кровожадный рецидивист почти в упор стрелял в Соколова, но на мгновенье был опережен пулей Рыковского. Пришло им на память, как в заброшенном доме возле Смоленского кладбища в Петербурге они, ежесекундно рискуя быть подстреленными, поднимались на пятый этаж по пожарной лестнице. И как им пришлось брать голыми руками (стрелять было нельзя, в комнате находились люди) некоего Нечаева, по кличке Людоед, зарезавшего накануне целую семью. Людоед успел схватить в руки топор, которым навсегда оставил след на плече Соколова.