Блуд на крови. Книга вторая
Шрифт:
— Лев Григорьевич очень боялся пыли, считая ее вредной для книг. Он окно не раскрывал даже в самую жаркую погоду, — объяснил Рацер, уже отказавшийся от мысли ехать к тетушке Анне Ивановне.
— Юрий Павлович, открывай дверь, — распорядился Соколов, уже неоднократно убеждавшийся, что у Ирошникова руки прямо-таки золотые: ему удавалось все, за что бы он не принялся.
Ирошников минут пять попыхтел с замком, пытаясь открыть его методом подбора ключей. На этот раз у него ничего не вышло.
— Дверь закрыта изнутри на задвижку! — заключил Ирошников.
— Теперь сомнений
Ирошников влез в чемоданчик, который привез с собой, достал небольшой ломик и легко отжал дверь, улыбнувшись:
— Милости прошу! Соколов восторгнулся:
— Ну, Юрий Павлович, ты фомкой действуешь, как профессиональный взломщик-шнифер.
Ирошников не остался в долгу, насмешливо протянул:
— Во-от и хорошо! Коли из полиции выгонят, так с голода не помру и без дела не останусь.
Сыщики шагнули в квартиру. За ними двигались понятые — Пятакова и Терентьев.
ОБЫСК
Соколов уже выяснил у Гурлянда, что Абрамов снимает небольшую трехкомнатную квартиру с кухней.
…Теперь библиофил висел в самой большой комнате, служившей, видимо, гостиной.
Веревка была привязана к крюку, к которому крепилась и люстра. Рот у покойного был полуоткрыт, из него выглядывал кончик языка. На шею была накинута, так называемая, закрытая скользящая петля. Не повреждая узлов (способ их завязывания может способствовать разоблачению преступника), разрезали веревку и положили Абрамова на пол.
Доктор Павловский и Соколов внимательно осмотрели труп, и явных признаков повреждений, которые могли произойти от борьбы с возможным убийцей, не обнаружили. Павловский сказал:
— Судя по всему, это самоубийство. Апполина-рий Николаевич, взгляните: след странгуляцион-ной борозды на шее полностью соответствует материалу и форме петли, а также ее косо восходящему направлению. Состояние тела и трупных пятен говорит о том, что смерть наступила где-то около полуночи.
Пятакова, до того молчавшая, ибо ужас сковал ее уста, несколько осмелев, вставила:
— Вот-вот, повесился тут же, как пришел… Соколов строго посмотрел на нее, она тут же осеклась.
Ирошников кивнул головой, соглашаясь с экспертом Павловским:
— Да, пододвинул более чем на метр стол — на ворсе отпечатки волочения ножек, я их сфотографировал. Затем поставил на него и стул — на скатерти видны следы от ножек, поднялся, привязал веревку к крюку, к которому люстра крепится.
— После этого переставил стул под люстру, — предположил пристав Диевский, — голову — в петлю, оттолкнул опору и — готов! Ясно, как Божий день.
Соколов, внимательно следивший за происходящим, распорядился:
— Труп сфотографировали? Сняли отпечатки пальцев? Доктор, вызывайте карету и отправляйте труп в морг на вскрытие. Начинаем обыск.
ТАИНСТВЕННЫЙ ЧЕРТЕЖ
Там, где вся квартира заставлена шкафами и стеллажами с книгами, обыск — дело необыкновенно сложное и трудоемкое. Общее впечатление у Соколова было таким, что из ценностей ничего не тронуто. В большом палисандровом
На подмогу вызвали из сыскного управления еще нескольких человек. После многочасового труда Соколов устало вздохнул:
— Да, кажется, это и впрямь самоубийство. Но случай невероятный! Уравновешенный, жизнерадостный человек, который только что жаждал купить книги, вдруг в петлю лезет. Ерунда, чушь!
— Но против фактов не попрешь! — уронил Ирошников. — Тем более, был посыльный от Павловского. В экспертном заключении ясно сказано: «никаких признаков насильственной смерти нет».
— Что ж! — глубоко вздохнул Соколов. — Заканчиваем обыск.
(Чуть позже он скажет своему приятелю, писателю А. И. Куприну, — «отдавая команду закончить обыск, я как никогда остро чувствовал, что дело еще не сделано. Не верил в добровольную смерть Абрамова».)
…Соколов уже шагнул к дверям, как его взгляд остановился на столе. Тот был покрыт длинной скатертью, спадавшей до пола. Подняв ее край, сыщик поднял свернутый вчетверо лист почтовой бумаги. Развернув его, Соколов увидал загадочный чертеж: во всю длину листа проведены восемь горизонтальных линий, а между ними множество вертикальных. Таким образом, получились небольшие прямоугольники. Двенадцать из них были отмечены красным карандашом.
Сыщик весь встрепенулся. Его мозг сверлила мысль: «Эту бумагу мог оставить только тот, кто двигал стол. Сначала уронил чертеж, а потом надвинул стол. Это сделал сам Абрамов? Возможно. А если нет? Тогда во время смерти библиофила в квартире был еще кто-то. И этот „кто-то“ — наверняка убийца Абрамова. В любом случае необходимо расшифровать, что означают эти прямоугольники?
Но если в квартире находился посторонний, то каким образом он ее покинул? Пятаковой можно верить: в дверь действительно никто не выходил, она была закрыта изнутри на задвижку. Тогда — окна?
К счастью, еще перед тем, как сыщики вошли в квартиру, они осмотрели землю и цветочные клумбы под окнами Абрамова, а Ирошников сфотографировал какие-то (возможно, случайные) следы. С окон сняли отпечатки пальцев.
Соколов устало и счастливо потянулся: — Ну, ребятки, теперь с чистой совестью можно уезжать. Мы сделали все, что от нас требовалось.
…За окнами занималась заря нового дня.
ОСОБОЕ МНЕНИЕ
Расследование продолжалось. Выяснилось, что Абрамов, овдовев в 1901 году, вел замкнутый образ жизни. Он, разумеется, был знаком со многими букинистами и книжниками, но у себя принимал лишь Дмитрия Ульянинского — известного библиографа и билиофила, чиновника Управления удельного округа. Хорошие отношения были с единственным сыном Дмитрием, которому шел 41-й год, служившим инженером-экспертом в акционерном обществе «Диана», тоже постоянно навещавшим отца.