Блуд на Руси

Манаков Анатолий

Никому не верила на слово тогдашняя Москва, что "стоит на болоте и ржи не молотит, без дарственного воздаяния дел никаких не делает". Потому "к дьякам там приступ тяжек" и "пуститься во все тяжкие" ничего не стоило.

Была в ту пору такая забава: хочет кто-то Москву увидеть, детина постарше сдавливал тому ладонями уши и поднимал с пола. Страшно неприятно чувствовал себя при этом тот, кто захотел на стольный град взглянуть...

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ВЕРСИИ

Притча о жене, умершей в блудном

грехе, без покаяния.

"Некий человек имел у себя жену молодую и любил её как душу свою. Она же беспрестанно в блуде пребывала с прелюбодейцами и любодеями

и так и умерла в том грехе, без покаяния. Муж, горько плача и рыдая, непрестанно о ней молился Господу Богу и беспокоился о душе её - пребывала ли она в темном или светлом месте. Свершилось чудо, и однажды, идя по дороге, муж увидал её сидящей на огненной колеснице, запряженной двумя адскими конями, и в руке у неё был кубок с горящей смолою, из которого она пила, и в сосцы грудей её впились адские змеи. На его вопрос "Кто ты?" она ответила: "Проклятая жена твоя сидит на огненной колеснице, что от тебя в блудном грехе пребывала беспрестанно с прелюбодеями и любодейцами, а сей кубок в руке своей держу и пью непрестанно из него горящую смолу за целование с любодеями, змеи груди мои сосут за прелюбодеяние и злотравление детей моих в утробе и сии два коня везут меня в огонь и в муку вечную, нестерпимую". И сказав это, она исчезла. Муж же её очень испугался и поведал оное страшное видение многим кого встретил"

[1] - Русские народные картинки. Собрал и описал Д. Ровинский. Книга (((. Притчи и листы духовные. СПб., 1881. С. 45-46.

Примерно о том же времени, в котором сочинялась эта притча, но уже о происходившем за тысячу верст от России, предлагает свою версию французский писатель и историк Жюль Мишле:

"То было жестокое общество, - пишет он.
– Власть провозглашала: "Женитесь". И она же воздвигала непреодолимые препятствия, вследствие крайней бедности населения и чрезмерной, не имеющих никаких разумных оснований суровости канонических ограничений.

Результат получался совершенно обратный тому, чего добивались проповедями о целомудрии и чистоте. Под прикрытием христианства существовал азиатский патриархат.

Женился только старший брат в семье. Младшие братья и сестры работали под его началом и для него. (Очень распространенное обыкновение в древней Франции). На изолированных фермах, в южных гористых местностях, не имея поблизости никакого соседства, никаких женщин, братья сожительствовали со своими сестрами, которые были их служанками и целиком принадлежали им. Нравы, аналогичные нравам Книги Бытия, напоминающие браки персов, согласно с обычаями, существующими и поныне в некоторых общинах Гималаев.

Особенно неблагоприятна была участь матери. Она не могла сама женить сына, не могла соединить его с родственницей, подыскать невесту, которая относилась бы к ней с уважением. Сын её (если это оказывалось возможным) женился на девушке из отдаленной, часто враждебной деревни, и её вторжение в семью было ужасно и для детей от первого брака, и для бедной матери, так как невестка частенько выгоняла всех их из дома. Этому могут не верить, а между тем сие доказано фактами. По меньшей мере с матерью обращались ужасно, гнали её прочь от очага, от стола.

Она должна была страшно бояться, как бы её сын не женился. Но участь её была немногим лучше, если он и не делал этого. Она была не в меньшей степени служанкой молодого хозяина, к которому переходили все права отца, вплоть до права бить её.

Тем более все это могло иметь место в те дикие времена. Особенно когда возвращающийся с праздника находился в пьяном состоянии и плохо сознавал, что делал. Одна и та же комната, общая постель (двух никогда не бывало). Мать не могла не бояться. Он только что видел женатых товарищей, и это ещё более

раздражало его. В результате слезы, страшная слабость, небрежение всем. Несчастная мать, с сокрушенным сердцем переносившая обиды от своего единственного сына, бывшего для него Богом, живя в столь неестественном положении, доходила до отчаяния. Она старалась заснуть, не обращать ни на что внимания. Ни он, ни она не могли дать себе отчета, как это происходило в конце концов. А происходило так, как происходит ещё и теперь в бедных кварталах больших городов, когда какая-нибудь несчастная, принужденная силой, угрозами, может быть, и побоями, подчиняется под конец всему. С этого времени, побежденная и, несмотря на все угрызения совести, вполне покорная, женщина влачит существование рабы. Постыдная, безрадостная жизнь, полная тоски. С каждым годом разница в летах все заметнее и все больше разделяет их. Женщина в тридцать шесть лет может удержать у себя сына, которому двадцать. Но в пятьдесят, и тем более позже, что должно случиться? С какого-нибудь шабаша, на который соберутся и дальние деревни, он может привести молодую хозяйку, неизвестную ей, жестокую, бессердечную, безжалостную, и та заберет в руки её сына, её очаг, весь этот дом, созданный ею.

Если верить Ланкру и другим авторам, сатана оказывал большую услугу матери, удерживая возле неё сына, и таким образом обращал преступление в добродетель. Если так, то можно предположить, что женщина в этом деле вступилась за женщину, что ведьма действовала в интересах матери, помогая ей сохранить место у очага и избавиться от невестки, которая может отправить её просить милостыню.

Ланкр же уверяет, что "всякая настоящая ведьма рождена любовью между матерью и сыном". Подобное мнение существует и у персов относительно рождения мага, который должен будто бы непременно происходить от такого чудовищного союза. Потому-то и секреты магии являются достоянием одной семьи, возобновляющейся внутри себя.

И в своем нечестии они полагают, что подражают великой тайне земледелия, вечному обороту, проходимому растением, когда зерно родит другое.

Связи не столь чудовищные (между братьями и сестрами), имевшие место на Востоке и у греков, обычно были холодны и чрезвычайно малоплодородны. Весьма мудро они были оставлены, и к ним мог снова привести только дух возмущения, когда стесненным, не имеющими никаких разумных оснований строгостями людям оставалось только очертя голову броситься в противоположную крайность.

Так противоестественные законы порождают и противоестественные нравы.

Жестокие, проклятые времена! Времена, зачавшие отчаяние...

Мы заговорились, а между тем почти рассвело. Вот-вот наступит час, обращающий всех духов в бегство.

Ведьма чувствует, как вянут на её челе печальные цветы. Наступает конец её царствованию, может быть конец всей её жизни... Что если её застанет здесь день?

Во что превратить ей сатану? В пламя? В пепел? Ничего лучшего ему и не надо. Он, лукавый, прекрасно знает, что, для того чтобы жить, вновь возродиться, есть одно средство - умереть.

Может ли умереть он, обладающий могуществом вызывать мертвых, доставляющий всем плачущим единственную радость здесь на земле возвращение угасшей любви, драгоценных грез? Нет, конечно, он должен жить.

Может ли умереть он, могущественный дух, который, видя, что все творение проклято, природа повергнута во прах, что церковь, точно какого-нибудь нечистоплотного ребенка, отталкивает её от себя, подобрал её и вскормил своей грудью? . . Нет, конечно, этого не может случиться.

Может ли умереть он, единственный врачеватель средних веков, изобиловавших болезнями, он, спасающий людей ядами и говорящий им: "Да ну же, живи, неразумный!"