Блудницы Вавилона

Уотсон Иэн

Разместившиеся во множестве на каменных сиденьях зрители бурно откликались на происходящее и вообще вели себя так, словно находились в театральной ложе. Они пили и ели. Аплодировали и дудели в дудки. И даже когда хор исполнял торжественный танец, интерлюдии сопровождались свистом тех, кто либо сокрушался из-за прискорбной утраты чистоты хореографии, либо выражал свое одобрение по противоположному поводу. И все же в самые трагические моменты при исполнении отдельных сольных партий в сопровождении одинокой флейты зал затихал. Один из таких монологов Андромеды запал в душу Алекса. Позднее он купил текст у театрального писца.

АНДРОМЕДА (в цепях): Подобно той Елене, настоящей, Что Трои не видала никогда, За призраком которой корабли В тщете носились, волны рассекая, За

призраком, что так любил Приам, Видением, ниспосланным богами, Чтоб разума навек лишить мужей, Иль, может быть, видением богини, Желающей Елену сохранить От вожделения Париса и безумств Тех, суждено кому разрушить Трою… Я тоже в жертву отдана фантому Тщеславия отца, что вызвал гнев Великого владыки Посейдона. Но смерть моя куда как не фантомом Представится, когда придет морское Чудовище, что эти берега Из года в год привыкло разорять. Что, если это чудище реально, А не пиратами придуманные сказки, И можно откупиться от него Лишь кровью взлелеянной невинности моей! И кто мои оковы разорвет, как не пират? Ведь знают все: герои — пираты те же Под другим прозваньем, с судьбой ведущие Неравную борьбу, у времени похитить Пытаясь мантию величья. У богов Крадущие бессмертия огонь. И у самих Могил забвение пытаются украсть. И все ж не для того ль герои место Желают у истории отнять, Чтоб возвести на нем свой фаллос власти? Не сыновей и дочерей чтоб породить, Но имя, только имя героя, Перед которым женщины должны, Колени преклонив, молиться и стенать? И все равно душа героя жаждет, Пирата жаждет, чтоб взял меня И муки ожиданья прекратил. А может быть, герой с пиратом в схватке Сойдутся и падут к моим ногам, Оставив рядом меч окровавленный И острый зуб чудовища морского, Чтоб цепи разорвать и распилить. Оковы сбросив, я б умчалась прочь И стала жрицею в укромном храме леса, Там, где не рыщет привиденье-бог, Где не выходит, ухмыляясь, он из тени В обличье безмятежном пастуха И,не всплывает из глубин наядой С грудями крепкими и прядями златыми, А после, маску сбросив, предстает Самим собой. Ах, рвется как душа Моя меж страхом перед поруганьем И страхом быть спасенной от него. Ах, как безумно мучает меня Желание обеих этих судеб… Но что это, на берегу какой-то шум, Какой-то скрежет когтей… Иль не когтей? Шаги и звон железа? Я слышу: о воздухе Доносится дыханье, какой-то шорох быстры Словно конь в галоп пошел по облакам, Его копыта на кружевах их оставляют дыры. Из них сочится дождь, иль это слезы неба? Откуда, с моря или с неба он идет? Герой ли он? Бог? Зверь иль человек? А может быть, я слышу сердца собственного Стук, потока крови эхо в цепях, Что держат крепко, как любовника объятья? [4]

4

Перевод Л. Криволапова.

За несколько дней до постановки «Андромеды» Алекс прогулялся до перекрестка Эсаглии и Каср, в душе опасаясь и отчасти надеясь, что не найдет там никакого салона.

Ни опасения, ни надежды не подтвердились. Заведение Мориеля стояло на указанном месте и представляло собой довольно внушительное угловое

здание. Сводчатые проходы, снабженные крепкими ночными ставнями, открывались на расположенную на первом этаже парикмахерскую и на соседствующий с ней салон красоты. Надпись на греческом и клинописью извещала:

ДОСТОЙНЫЕ ВАС ОТДЕЛЬНЫЕ КАБИНЕТЫ НАВЕРХУ ПО ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЙ ЗАПИСИ

У входа в парикмахерскую раб с татуировкой на лбу и засунутым за пояс мечом сторожил впряженного в легкую колесницу серого жеребца. Другие клиенты, должно быть, прибыли пешком: пара бородатых брадобреев и два бородатых цирюльника усердно обрабатывали мужскую и женскую головы. Посетители восседали на деревянных тронах, цирюльники и брадобреи стояли на низеньких скамеечках. Заведение не бедствовало, что подтверждалось имеющимися в изобилии бутылочками с маслом и благовониями, горшочками с мазями, костяными гребнями, бронзовыми щипчиками, медными пинцетами, маникюрными наборами, морскими раковинами с румянами и краской для век, бритвами, квасцовыми палочками, щетками из верблюжьей шерсти, тазиками, зеркалами, завивочными клещами и маленькими угольными жаровнями для нагревания последних.

Дожидаясь, пока мастер доведет до совершенства завитую и намасленную прическу клиента, Алекс задержался у входа. Наконец мужчина поднялся, полюбовался собой перед зеркалом, расплатился за работу и взял из вазы ореховую трость. Алекс тут же прошмыгнул в парикмахерскую и занял освободившийся трон.

— Чего угодно, господин?

— Э-э… угодно стрижку.

— Стрижку? Но у вас и без того короткие волосы, как же я могу сделать вам стрижку?

— Ну… тогда побрейте.

Мастер похлопал Алекса по щеке мягкой пухлой ладошкой.

— Я бы предложил обратное, господин. Хотя если вы предпочитаете брить лицо…

— Такой стиль предпочитает ваш хозяин, Мориель. Вообще-то я пришел повидаться с ним. Он может меня обслужить?

— Хозяин занят, господин. Он никогда не работает внизу. И принимает по предварительной записи.

— Полагаю, меня он примет. Скажите, что меня зовут Алекс. Алекс-грек.

— Разве я не сказал вам, господин Алекс, что он занят? — раздраженно ответил цирюльник.

В этот момент из-за тростниковой двери появился сам Мориель. Придерживая дверь и кланяясь, он выпустил красивую даму, чьи рыжие волосы напоминали вспыхнувшую ярким пламенем высокую поленницу. Дама тоже наклонилась, чтобы не испортить прическу соприкосновением с притолокой, и, сопровождаемая Мориелем, направилась к колеснице, подняться на которую ей помог татуированный раб.

Хозяин вернулся, и Алекс тут же соскочил с трона.

— Извините, Мориель!

— О, наш знаменитый тезка собственной персоной! Какая честь. И так скоро после нашей последней встречи. По редчайшему совпадению у меня как раз есть пять свободных минут. Пожалуйте наверх.

Они поднялись наверх, прошли по коридору и свернули в просторную комнату, окно которой было затянуто марлей, служившей препятствием как для любопытных взглядов снаружи, так и для насекомых.

Зеркала и чаши, бутыли, гребни и кувшины. Гребни здесь были только серебряные, чаши из фарфора. На одной полке — самые разнообразные золотые и серебряные заколки для волос, на другой — причудливые сооружения из медной проволоки, каркасы для будущих вычурных причесок. Три оштукатуренные стены украшали живописные фрески: полнотелые гаремные одалиски, купающиеся в мраморных фонтанах, разлегшиеся в вольных позах на диванах или прихорашивающиеся на фоне роскошных занавесей.

Трон для клиентов был дополнен мягкой подушечкой, дерево покрыто позолотой.

— Чему обязан таким удовольствием? Времени на решение нашей маленькой загадки было слишком мало, здесь требуется крайняя осторожность. А вот прийти сюда без предупреждения и в рабочее время — верх неосторожности. Или вам так не кажется?

— Может быть, но есть кое-что, о чем вам следует знать.

И Алекс изложил заранее подготовленную версию событий, связывавшую между собой маленький свиток — так он решил называть кассету, — Дебору и мужчину, которого видел с ней в храме Иштар.

Мориель задумчиво погладил гладкий, как у евнуха, подбородок.

— Хм-м, интересно.

— Вы ведь тоже там были. Может быть, и мужчину видели.

— Что? А, нет. Кажется, нет. Я ведь и не присматривался. Был занят другим. Отделен от мира занавесом.

— Подумайте! Мориель наморщил лоб.

— Если эта жрица Иштар такая, какой вы ее описали, я бы не забыл. Я бы не прошел мимо… если бы только не был одурманен каким-то экзотическим порошком.

— Так вы видели ее или нет?

— Увы, увы. Кстати, кто вас больше интересует: он или она?

— Оба, — торопливо ответил Алекс. — Она могла рассказать ему.

— Ах да, да. Ложе — ключ ко многим тайнам! По себе знаю. Вы, конечно, можете предположить, что те, с кем делю ложе я, слишком юны и незрелы, чтобы скрывать что-то, но смею вас уверить, их секреты — самые сочные. Я так люблю их, эти первые тайны, но слишком часто, к моему удивлению, под нежной кожицей свежего плода обнаруживается гниль, а под закрытой крышкой — клубок змей.