Блудное художество
Шрифт:
– Марфа Ивановна, уймись!
– прикрикнул Архаров.
– Твой дружок ненаглядный с французскими мазами связался, при чем тут баба? Кто его с ними свел? Ты?
– Да сударь мой, Николай Петрович! Одного только француза знаю, да и тот - архаровец! Вот как Бог свят!
– Когда Каин объявился на Москве?
– Весной…
– Сразу к тебе ли пришел?
– Почем мне знать? Это все она, Катька проклятая, она его с французами свела!
– Часть ли ты ездила к Матюшкиным за письмами для Каина?
– Да
– Врешь. Когда Каин впервые велел тебе ехать к графу Матюшкину за письмом? И что при том говорил? Будешь врать - поставлю на одну доску с соседками твоими и с моим Скесом, они видели тебя с Каином на огороде, на не раз. Пока Клаварош у тебя спал, ты к Каину бегала. Клаварош-то, поди, так и не знает?…
– Ох, Николай Петрович, батька мой, этого еще недоставало!
– Ну?
До Марфы дошло наконец, что она через приверженность к бывшему любовнику может чересчур многого лишиться.
– Иван Иванович мой так сказал: Марфа, есть некий человек, хочет передать письмецо графу Матюшкину, что на днях приехал, возьмись-ка.
– А ты к тому времени уже кофейницей сделалась?
– Нет еще, только училась… Знаешь, сколь кофею извела?
– Как к Матюшкиным пробралась?
– С купчихой Ананьевой сговорилась, она их сиятельствам сама перины и подушки привезла, а я - при ней.
– И потом приезжала уже как кофейница?
– Да…
– А что за некий человек? О нем Каин хоть слово сказал?
Марфа задумалась.
– Ну? Или мне Вакулу позвать?
– Он с тем человеком еще прошлым летом, поди, сошелся. Как ты его, сударь, из Москвы в тычки выставил… ты уж прости меня, дуру, я следом за ним поехала, знала, где его искать. Мало ли какое дельце, а у меня все ж его деньги были на сохранении. И там он так обмолвился - я-де человека тут видел, что всю ту кашу в Оперном доме заварил, клевый маз, хоть и басурманин. Раньше-де я его там, в Лефортове, приметил, да и он меня приметил. Может, его к тебе пришлю. Да так и не прислал, а сам объявился.
– Знак какой был?
– Знак - что человек чернявый, курчавый…
– Ты-то его видела?
– Нет, сударь.
– Так как же бы ты его признала?
– Я Ивану Иванычу перстенек с руки дала, по перстеньку бы признала, кого он ко мне пришлет. А перстенек-то Катька чертова принесла! И я ей по тому знаку дала денег.
– Через твои шалости, Марфа, я чуть на тот свет не отправился, - сказал Архаров.
– Сразу бы доложила, что от Каина была весточка или что он прибыл, не сидела бы тут - дура дурой. Все, будет с тебя. Пошла вон.
– Да как же я пойду? Ты, сударь, отворотись, я юбки надену!
– На сей раз отворочусь, - сказал Архаров, придавая лицу и взору то страхолюдное выражение, которое особенно хорошо действовало на девок и баб.
– Но коли успеешь подать Каину знак - на прелести
Не на шутку перепуганная Марфа, схватив под мышку белые юбки, вымелась из кабинета, не попрощавшись. А обер-полицмейстер сунул в рот четыре перста и засвистел отчаянно - так, как выучил еще покойный дед.
Архаровцы в коридоре подхватили свист.
Но, посмеявшись, обер-полицмейстер призадумался. После того, как удастся разгрести все это дело с сервизом графини Дюбарри, надо бы поладить с Марфой. Обещала ж она привести к нему Наташку? Обещала. Вот пусть и держит слово. Опять же - понимает старая ведьма, что ей надобно как-то с обер-полицмейстером мириться.
При мысли о Наташке на душе несколько посветлело…
Устин сильно расстроился из-за Демкиной смерти.
А поскольку он привык нести свои жалобы в храм преподобной Марии Египетской, то и на сей раз, едва схлынула праздничная суета, ближе к вечеру побежал туда - хоть на четверть часика. Да еще и взял с собой Скеса.
Яшка потащился за Устином без особых возражений, потому что его совесть в этом деле была несколько нечиста.
Когда у Шварца пропал из чулана нож и архаровцы стали сами разбираться, кто бы мог его унести, Яшка увидел, что решительно все подозрения падают на Демку, и вздохнул с некоторым облегчением. Никто и не подумал, что это он, Скес, навел покойного Скитайлу на мысль последить за полицейскими.
Яшка просто не предполагал, что события начнут разворачиваться с такой ошеломительной скоростью. Он думал, что Скитайла, глядя на суету и беготню архаровцев, сообразит такое, что обер-полицмейстеру и на ум бы не взбрело, и полагал узнавать о действиях матерого маза через тех самых приятелей, которые снабжали его сведениями из жизни воровского мира.
И вот Скитайла, напавший на след сервиза, был убит. С одной стороны, скверно, что и этот грех повесили на Демку, с другой - никто уже не мог выдать Архарову Скеса.
И, осознавая свою полную безнаказанность, Яшка все же ощущал не то чтобы тоску, не то, чтобы угрызения скорби, - нет, скорее какое-то внутреннее неудобство.
Сложившись вместе, все обвинения погнали Демку прочь из полицейской конторы - а чем кончилось?
Смертью кончилось.
Скес по натуре был, пожалуй, самым спокойным из архаровцев - всегда у него была такая рожа, будто телом он здесь, а душой - на звезде Сириус. Там, где Федька мог бы откровенно разрыдаться, Тимофей - треснуть кулаком по чему придется, а Ваня Носатый - изругать все окрестности нещадно, Скес издавал задумчивое «хм», так что даже непонятно было, действительно ли он осознал обстоятельства.