Блудное художество
Шрифт:
– Будь он неладен… - буркнул Архаров.
Матвей распахнул на покойнице всю одежду. Но никаких важных примет не обнаружил, хоть и перевернул ее на живот, и даже промеж ног не поленился заглянуть.
– Жаль бабу, - вдруг сказал он.
– Ведь чисто жила, поди, себя блюла. Вот так жила, жила… для чего жила?…
– И дети остались, - вспомнил Архаров.
– Парнишка и девочка. Неужто и они?…
Смотреть на белое тело он мог - нагляделся на трупы за четыре года, однако не желал. Было что-то стыдное
На пороге мертвецкой явился Шварц и легко сбежал вниз по довольно крутой лесенке.
– Ваша милость, я с подручными обшарил весь чулан. Нигде не нашел того длинного ножа, о коем вы спрашивать изволили, - доложил он.
– Он же - стилетом именуемый…
– У тебя из чулана пропал нож?
– Архаров ушам не поверил.
– Да, ваша милость, у меня из чулана пропал нож. Когда и как сие могло статься - не ведаю. Полицейские служащие имеют обычно свое оружие, ко мне за ножами обращаются редко. За одеждой для наружного наблюдения и для розыска приходят, за мелкими вещицами для опознания. Бывает, десятским оружие выдаю, но не часто.
– Мать честная, Богородица лесная, этого нам еще недоставало.
– Нет хуже вора, нежели домашний вор, - нравоучительно произнес Матвей. И еще перст вверх поднял, скотина медицинская…
– Матвей, проболтаешься кому - удавлю, - сказал ему Архаров.
– Ну, черная душа, долго я с этим тянул, а придется розыск проводить.
– Придется, ваша милость, - преспокойно согласился Шварц.
– Однако я осмелюсь дать совет - сразу к розыску не приступать, а лишь оказать свою к нему готовность.
– И для чего сие?
– А вот увидите.
Матвей меж тем вновь взялся разглядывать тело. Но ничего нового не увидел - это и по манере чувствовалось, по наклону головы, по плечам. Архаров со вздохом уставился на доктора, почему-то припоминая его давние грехи - несколько раз Матвей не откликнулся на его призыв, потому что лежал пьяный, а потом врал, будто бы у него живот схватило…
– Вспомнил!
– воскликнул Архаров.
– Индижестия!
– При чем тут индижестия?
– возмутился Матвей.
– Хворь, когда брюхо служить не желает!
– Ну так то тебе будет по-русски несварение желудка. И отвяжись от меня, Христа ради…
Наконец-то слова государыни получили объяснение. Любопытство было удовлетворено. Легче от этого, понятное дело, Архарову не стало. Разве что Шварц недоуменно на него поглядел - в недрах полицейской конторы завелись безобразия, а обер-полицмейстер заморскими словечками балуется…
На пороге мертвецкой явился радостный Никишка.
– Ваша милость!…
– Пошел вон отсуда!
– крикнул Архаров. Он не желал, чтобы парнишки на побегушках лазили в мертвецкую и таращились на голый трупы.
Никишка
Архаров, ничего не сказав Матвею, выбрался наверх.
– Ваша милость, волосья!
– доложил Никишка.
– Я их в бумажку собрал, вот они!
Бумажка была развернута.
– Ну, так я и думал. Остригли бабу, стало быть, в подвале, - сказал Архаров.
– Молодец, хвалю.
– А я, ваша милость, еще пуговицу сыскал, там же, в грязи, была, ее в землю затоптали.
– Давай сюда.
Пуговица оказалась небольшая, перламутровая в золотом ободке. Может статься, от камзола.
Архаров задумался. Такие пуговицы были в моде, и потеряна она, возможно, была совсем недавно. Сдается, теми, кто закопал клад. Но ничего более о бывшем своем владельце пуговица не поведала.
Архаров пошел обратно в кабинет. Следовало строжайше допросить Демку Костемарова. Как ни крути, а смерть глупой бабы нужна была только архаровцами, которые, держась друг за дружку, все желали помочь Тимофею, вот ведь и сам обер-полицмейстер додумался, куда его спрятать от бестолковой жены…
Женщина никого на Москве не знала и родни не имела, коли устроилась ночевать прямо на улице, прижав к себе детишек. Единственный, кто ее узнал и оценил исходящую от нее опасность, - Демка.
Все складывалось разумно - Демка ночью побежал искать эту самую Федосью, как-то увел ее от детишек, завел в известное ему место, куда богобоязненный обыватель под пистолетным дулом не полезет, а шуры с мазы полезут, но в полицию доносить не побегут. И тут возникли два вопроса, один другого краше.
Первый - для чего Демка велел бабе переодеться в мужской армяк и штаны?
Второй - какого черта он отрезал мертвой бабе косы?
Из чего образовался и третий вопрос: зачем Демке понадобилось, чтобы покойницу приняли за мужчину?
– Костемарова ко мне, - сказал Архаров в коридоре, не слишком беспокоясь, кто его услышит. Командира должны слышать все и при любых обстоятельствах. И он направился было в кабинет, но вспомнил про Лопухина.
Преображенец околачивался в полицейской конторе, читал старые дела, беседовал с людьми, но сейчас он Архарову тут совершенно не был нужен. Следовало отыскать его и как-нибудь поделикатнее выпроводить.
Лопухин сыскался там, где его и оставили в обществе Абросимова, но к ним присоединились Тимофей Арсеньев и канцелярист Щербачов. Архаров отворил дверь и несколько удивился тому, что в его учреждении сослуживец так расхозяйничался, полицейских от дел отрывает ради своего любопытства.
Вернулась та самая тревога, которая смутила его, когда Лопухин изъявил желание из гвардии перебраться в полицию. Шварц умел разумно успокоить, но он ведь именно успокаивал, не более того, и не заглядывал при сем Лопухину в душу.