Блудное художество
Шрифт:
Архаров был, как всегда, от души рад тому, что может как следует накормить гостей, пусть не разносолами, пусть по-простому, однако досыта. И когда он по-хозяйски уговаривал не стесняться, Алехан даже улыбнулся такой забавной искренности.
Разговор вернулся к самозванке.
– По-французски и по-немецки чисто говорит, немного по-итальянски. На арфе играет, рисует, об архитектуре весьма толково рассуждает, - перечислял граф добродетели авантюрьеры, и Дунька ощутила нечто вроде ревности: ишь, чем там, в Европах, кавалеров-то пленяют, против такой дамы москвичке и выставить
– Уверяет о себе, что она арабским и персидским языком очень хорошо говорит, проверить не удосужился. А вот что в ней есть - так это смелость, и сама она про то знает и тем похваляется…
Архаров неодобрительно хмыкнул. По его мнению, женская отвага была качеством неприятным и бесполезным - девице следует слушаться родителей или опекунов, замужней - супруга, а проявлять смелость разве что в деле выбора ленточек для чепца. Некоторая пугливость особе дамского звания даже к лицу - рядом с такой особой приятнее ощущать себя кавалером, мужчиной, военным человеком, наконец.
– Так и от ее смелости мне польза немалая была. Как бы иначе я ее на судно заманил?
– спросил Алехан.
– А я все время в ее отваге сомневался да сомневался - вот ей и стало невмочь, непременно доказать хотелось, что она может полки на приступ водить. Тут и попалась.
Архаров промолчал - ни кивка, ни вопросительного хмыканья. В том, что на авантурьере клейм ставить негде, он не сомневался. И в том, что следовало против нее употребить хитрость - равным образом. Только ведь для хитростей другие люди есть, вот как у него самого для разных тайных надобностей - Шварц. Что хорошего в том, как устроено было похищение девки? Непременно следовало самому Алехану позориться и вызывать шум в Европе?
Алехан был догадлив.
– А как иначе?
– спросил он.
– При ней свита была человек в шестьдесят, стерегли на совесть. Только она сама и могла себя оттуда похитить - и не на грошовое бы колечко она польстилась!
Дунька слушала, не вмешиваясь, и невольно начала их сравнивать - графа Орлова и обер-полицмейстера Архарова. Граф был хорош, и шрам его знаменитый тоже был по-своему хорош, граф, хоть и развалился на стуле вольготно, однако с определенным умением - чтобы невольно возникло сравнение с отдыхающим львом. Опять же, и одет он был знатно, и кружева на нем дорогие, и вон как выставил стройные сильные ноги - любо-дорого посмотреть. Архаров же в своем шлафроке, да еще облокотившись на стол, и вовсе был похож на толстую пожилую купчиху - лишь неизменного жемчуга в ушах да на шее и большого чепца недоставало.
Меж тем Алехан рассказывал, как его офицеры, Кристенек и Осип де Рибас, выследили самозванку, вошли к ней в доверие и подготовили путь для графа Орлова. Дунька не знала ни имен, ни названий городов, и очень скоро перестала понимать - Архарову, впрочем, тоже не все было ясно. Не мог он взять в толк - неужто не было иного пути заманить мошенницу на судно, кроме как предлагать ей руку и сердце. Очевидно, не было - по словам Орлова, чуть не вся Италия была от нее в восторге и преданные дворяне берегли ее, как зеницу ока. Уж до того берегли, что возникали всякие подозрения - кто-то незримый занимался этой охраной. И Орлова
Он же, отправив пленницу в Россию, застрял в Италии.
– Мне и без авантурьеры забот хватало, - сердито сказал Алехан.
– Шум, гам, все меня кроют последними словами, а на мне переселенцы висят, как чугунные вериги, - изволь отправить в Россию молдавского господаря супругу Роксандру с семейством, да константинопольского патриарха Софрония со свитой, да еще приблудились арабы какие-то, черногорцы, греки, албанцы, и каждым изволь заниматься…
И тут Дуньку озарило - она вспомнила еще одно захаровское французское словечко.
– А ля гер ком а ля гер, - вдруг сказала она.
Алехан, который беседовал, в сущности, с однии Архаровым, а на Дуньку почти не глядел, повернулся к ней, да и Архаров на нее уставился.
– Слыхал, брат? Фаншета-то в самый корень зрит. И точно - на войне как на войне, - перевел Алехан, сообразив, что обер-полицмейстер и настолько-то французского не знает, чтобы простую поговорку перевести.
Тут он ошибся - Архаров бы перевел, но - подумавши, потому что каждое слово поодиночке он уже знал.
Дунькино вмешательство как-то неожиданно ловко завершило беседу. Время было позднее, Архаров велел Меркурию Ивановичу готовить ночлег для знатного гостя. Отдавая распоряжения, он потихоньку поглядывал на Алехана и увидел-таки то, что ожидал увидеть: граф при слове «постель» невольно бросил взгляд на Дуньку.
Ну что же, подумал Архаров, Дунька своего добилась, не зря же так упорно сидела за столом с мужчинами и ковыряла один апельсин за другим. Стало быть, так надо. Не хватать же ее за косу.
Он даже не слишком огорчился - после бурного дня до того уже хотел спать, что ему Дунькины проказы сделались почти безразличны. Да и кто станет думать о девке, когда в полицейской конторе такие события, появление сухарницы из сервиза графини Дюбарри, бегство Демки Костемарова… Угодно ей разделить ложе с графом Орловым - ее забота, самой потом сию затею расхлебывать. Опять же - он ее сюда не звал, примчалась потому, что ей в голову втемяшилось… ну и Бог с ней, невелика потеря…
К тому же, Архаров превосходно сознавал, что не может быть ривалем графу Орлову, которого самые знатные придворные дамы в постели пускали. Ну, стало быть, и Дуньку не минует чаша сия… добегалась, егоза…
Но в том, как грузно поднялся Архаров со стула, как поплотнее запахнул шлафрок, в отяжелевшей походке, в сонном взгляде было некое преувеличение - по крайней мере, увидь Архаров господина, который столь натурально засыпает на ходу, весьма внимательно бы к нему пригляделся. И сказал бы, пожалуй, что господин несколько обижен, неплохо скрывает обиду свою, и, будучи в душе философом, гасит ее всеми доступными средствами.
Дунька растерянно глядела в спину уходящему из столовой Архарову. Она решительно ничего не понимала - вроде между ней и графом не произошло ничего такого, что заставило бы Архарова гордо удалиться, уступая женщину другому кавалеру.