Блудный брат

Дембский Еугениуш

— Можешь делать что и как хочешь, но я отсюда сваливаю. У меня такое предчувствие, что…

— Засунь его себе в задницу! — рявкнул он, вскакивая на ноги. — И воткни следом все свои заумные идеи, рассуждения и размышления, ясно? Можешь вывалить это куда угодно, только не мне на голову, найди себе другого, кто станет слушать все твои идиотские теории, которые у тебя есть на каждый случай, — теория посещения туалета, теория исповеди в церкви, теория скорости света, теория управления современными женщинами, теория самовоспитания аутичных детей…

— В автомобилях! — прервал я его. — Не забудь об аутичных детях в автомобилях. — Я встал и, обойдя побагровевшего Будду, направился в сторону казармы. Честно говоря, взрыв Будды меня обрадовал — он успешно освобождал меня от обязанности что-либо делать. Я мог спокойно возвращаться

домой, к начатой повести, к борьбе с дурной привычкой, к внуку писателя из Европы, к собственному джину с тоником или без него, в зависимости от настроения и потребности. — Мне не следует этого делать, но я тебе еще раз скажу: ты не думаешь, дружище, не думаешь. В данный момент твоя энцефалограмма напоминала бы след от испачканных в туши грабель. Пока!.. — бросил я через плечо.

Ответа не последовало, и я почувствовал себя словно солдат с бесплатным билетом на поездку домой. Едва не рассмеявшись, я сорвал травинку и надкусил. Неопределенный растительный вкус разлился во рту, я пососал надкушенный стебель и сплюнул, но без злости, просто чтобы подчеркнуть хорошее настроение. Солнце почти полностью скрылось за горизонтом, ветерок подул еще раз, но почти сразу же стих, испустив последний вздох в высокой траве. Нужно найти Кашля, подумал я. Пусть попробует разнюхать путь к бегству или скажет мне, кто его знает; я пребывал в таком настроении, что даже выбил бы из шефа мафии — налоги, из священника — признание в прелюбодеянии с ведущей колонки о хороших манерах в еженедельнике для женщин, а из луковицы — слезы. Я был способен на многое, чувствуя приближение парома, который отвезет меня на мой берег. Там…

Что-то ударило меня в плечо, рвануло на себя. Прежде чем я успел среагировать, Будда развернул меня к себе и ударил кулаком в правую скулу. Мгновенно остановив движение парома и выбивание признаний из мафиози, священников и луковиц, я прикрылся рукой от удара в другую скулу. В обычной ситуации я без лишних церемоний ударил бы ногой, целясь в любимое слабое место, сейчас же я поколебался, и это стоило мне еще одного удара. На этот раз кулак Будды угодил мне в грудину, самое твердое, что у меня есть, кроме принципов, но все равно стало больно; я понял, почему средневековые ворота с такой ненавистью относились к таранам. У меня не было выбора, и я, широко расставив ноги — должен признаться, с радостью, — отклонился, переместился вправо, сразу же затем влево и еще раз вправо. Это дало мне полторы секунды, чтобы прийти в себя после трех ударов. Будда быстро реагировал на все мои движения, он не собирался зря молотить по воздуху руками и потому на мгновение прекратил выстреливать в мою сторону кулаками. Ну что ж…

Оп-па! Первый ход — баланс телом, прямой справа примерно в нужном направлении, обманное движение, нет — попал! Будда, похоже, поверил, что будет следующий, еще лучше. Сразу же — слева в корпус. 0-опс! Я получил удар в печень, силой воли подавил эхо, отдавшееся аж до самого мозга, пнул изо всей силы и вновь с удивлением обнаружил, что нога угодила в ребра Будды. Предположив, что противник не ожидает от меня столь нечетких движений, я проверил свою догадку, молниеносно пнув в другую часть ребер, нет — он уже был готов. Ладно, уворачиваемся, отходим, уворачиваемся, злость на лице, еще раз уворачиваемся. Хук в сердце, его всего тряхнуло, неплохо, прямой слева в лицо, такой же справа и еще по разу. Хук в солнечное сплетение, ну и мягко же пошел! Противник что-то вякнул, не застонал, просто как-то странно взвыл и застыл с раскрытым ртом. Я хотел воспользоваться случаем и нокаутировать его, но с ним еще не было покончено. Откинувшись всем телом назад, он пнул меня в бедро. Туда, куда он метил, он не попал, и я поблагодарил за это бога, но благодарил слишком долго — Будда замахнулся и ударил меня в челюсть. Под черепной крышкой кто-то будто взорвал несколько килограммов тротила, из глаз брызнули искры, во рту заскрежетали обломки зубов. Рефлекторно отклонившись назад, я ударил перед собой пяткой. Будды там не было, я обнаружил его, когда его кулак вминался в мое солнечное сплетение, мне удалось не «вякнуть» лишь потому, что я все еще не мог разжать склеившиеся после удара челюсти. Зато я обрел ясность зрения, видимо, удар сбил слезы с моих глаз, во всяком случае, Будда был недалеко и отнюдь не собирался заключать меня в объятия. Падая в траву, я подсек ему ноги, к счастью,

он рухнул как подкошенный, на спину. Перевернувшись на бок, я врезал ему пяткой в подбородок, с удовольствием отметив громкий костяной стук зубов Будды. Мгновение спустя я был уже на ногах и примерился было для завершающего удара, но судя по тому, что я видел, силы можно было уже не тратить — Будда отправился в короткое путешествие в сладостную страну Нокдаун.

Уфф-фф!

Я отошел на безопасное расстояние, чтобы проверить состояние собственной шкуры и внутренностей. На языке ощущался не то песок, не то стекло, обеспокоенный желудок посылал энергичные сигналы: «Что там происходит?». Я помассировал костяшки пальцев, бедро, диафрагму, грудину, печень; перечислять можно было бы еще долго, не болела лишь пятка, героиня поединка. Глубоко вздохнув, я огляделся по сторонам. Никто, похоже, не был свидетелем нашей дискуссии, так что я поправил китель и без проблем и лишних вопросов вернулся в здание. Моя койка стояла в двухместной комнате, вместе с Буддой; мне не хотелось дезертировать на глазах полутора десятков скучающих наемников, так что я лег и в этой позе дождался возвращения Будды. Он начал что-то примирительно бормотать, но я сразу же пресек любые возможности перемирия, велел ему заткнуться и пошел в душ. Когда я вернулся, Будды в комнате не было. Я набрал в термос отвратительного кофе, взял в автомате пачку «марльборо» и снова лег на койку, намереваясь разрешить путем дедукции несколько мучивших меня сомнений. Начав с самого начала, с появления в моей жизни старшего брата, я мысленно пробежался по всем разговорам, экскурсам, признаниям. Ничего. Все еще массируя болевшую челюсть, я курил и вливал в избитый желудок жидкость, которая не позволяла ему заниматься чем-либо иным, кроме ее переваривания. Я попытался мысленно проанализировать мир, столь широко раскрывавший ворота в иные измерения. Ничего. Вернее — много чего, но почти ничего, что имело бы отношение к нам. И все мысли в конечном счете приводили к одному и тому же: «Все, пора возвращаться».

Кто-то постучал в дверь.

Вошел Кашель — вернее, проскользнул, до самого последнего мгновения, пока не исчезла щель в дверях, бросая взгляды в коридор. Затем он столь же быстро осмотрел комнату и наконец счел нужным заметить меня. Он подошел ближе, но все еще не произнес ни слова.

— Если хочешь меня спросить насчет подслушивания и прочего, то я ничего не знаю. Предполагаю, что все не столь трагично — периферийная казарма и так далее, но уверенности у меня нет, — сказал я.

Я сразу понял, что моя фраза не является вершиной литературной техники, но, к счастью, Кашель не обратил внимания на мою стилистику и сразу же перешел к делу:

— У меня тоже. Я напал на след машины. — Он смешно вытаращил глаза, чтобы я понял, о какой машине идет речь. — Водителя я не знаю, и не знаю, как его найти, но о машине должна быть запись.

— Сомневаюсь. Что за машина?

— Из этой части. — Неожиданно сержант судорожно дернулся, услышав щелчок замка. Дверь начала приоткрываться, словно кто-то явился, чтобы нас прикончить. Впрочем, я тоже едва не подскочил на месте, но это был всего лишь Будда. На его подбородке уже начал расцветать приличный синяк. Кашель облегченно вздохнул — он не знал о нашей драке. — Это просто микроавтобус, ни для чего больше он не используется, старая развалина.

Я немного подумал — не над вопросом, а о наших с Буддой отношениях. В конце концов я решил, что мы должны держаться вместе, пока возможно, и закурил.

— Насколько тщательно его охраняют?

— Не особо, но держат в гараже для начальства.

Ну конечно! И поэтому каждого, кто попытается туда войти, расстреливают на месте. Мысленно улыбнувшись наивности Кашля, я покровительственно посмотрел на него, но тут он сказал что-то вырвавшее меня из блаженного самодовольства.

— Еще раз?..

— Я говорю, Даркшилд, скорее всего, мне бы не отказал…

— Погоди! Кто такой этот Даркшилд?

— Синклер Даркшилд, заместитель командира по транспорту, полковник. Именно от него зависит, одолжит ли он мне эту или какую-то другую машину.

— Погоди, а новых наемников всегда привозят на одном и том же микроавтобусе?

— Да! — Казалось, Кашля удивляли и раздражали мои простые вопросы.

— Ну тогда Даркшилд был бы дебилом, если бы он тебе его одолжил, и вообще, твоя просьба подняла бы тревогу… Погоди, а что происходит с наемниками?