Блуждая лабиринтами Сансары

Король Валентия

«Ну и пусть никто меня всерьёз не принимает», – успокаивала я себя.

На следующий день опять смотрела эту передачу, проделав то же самое, но уже записала молитву на кассету. Ощущения были все такими же светлыми и радостными, после этого мне даже легче стало дышать. Мне так хотелось, чтобы муж и дети услышали эту молитву и сделали то, что сделала я: – впустили Бога в своё сердце. Конечно, кому-то может показаться это бредом, но я-то знала, что все это намного серьёзнее и значительнее чего-либо. Как-то предложила послушать всем вместе кассету с молитвой, но осталась неуслышанной и настаивать не стала. Каждый день я продолжала всё так же упиваться молитвой, уже зная её наизусть, и поэтому кассету больше

не ставила. В один из выходных я опять предложила прослушать молитву, дети покорно сели, хотя и без особого желания, муж тоже согласился.

– Ну ладно, давай послушаем, что там такого волшебного в твоей молитве, – сказал муж, усаживаясь между детьми.

Я хотела включить магнитофон, но, к своему удивлению, не смогла найти кассеты, я пересмотрела всё, но нужной кассеты так и не нашла.

– Как же так?! Я же всем сказала, что это особенная кассета, чтобы никто не смел её даже брать в руки! Ну полно же разных кассет! Вот же целая полка их. Почему же пропала именно эта? – взволнованно говорила я, суетливо переворачивая, пересматривая все ящики и полки с кассетами.

Я повернулась к детям, внимательно посмотрела на каждого и спросила:

– Кто-то из вас видел или брал эту кассету?

Дети и муж смотрели на меня испуганными широко открытыми глазами и молча отрицательно качали головами.

– Но ведь кассета не могла сама уйти из дома, правда? Поэтому все включаемся в поиск и вместе ищем, – спокойно, но протяжно проговорила я, опять внимательно рассматривая детей.

Но кассету так и не нашли. Я понимала, что кто-то из детей взял её и, может, даже стёр всё, записав что-то своё, но боялся признаться.

– Почему ты так расстраиваешься? Ведь можно взять новую кассету и записать на неё ту молитву. Я не вижу никаких проблем, – сказал муж, не понимая, почему я делаю из этого такую трагедию.

Я и сама не могла понять, почему исчезновение этой кассеты произвело на меня такое удручающее впечатление. Ведь действительно можно восстановить запись, но какая-то внутренняя тревога сжимала мою душу.

Я взяла газету с программой ТВ и обнаружила, что на неделе этой передачи не будет, не было её и на следующей неделе. Я не находила себе места: мне казалось, что это может предвещать какую-то беду. Сразу вспомнила свой кошмар, и сердце моё заныло от боли.

– Ну разве так можно? – возмутился муж. – Да ты что?! Из-за каких-то мелочей так терзаться?

– Из-за каких мелочей? – переспросила я.

– Как каких? Твой сон, эта кассета! Да если так дальше продолжится, и ты начнешь обращать внимание на всякую ерунду, не стоящую и выеденного яйца, то недолго и до психушки!

Я промолчала, мне совсем не хотелось развивать эту тему, что-то объяснять, доказывать: всё это бесполезно, да и нужно ли? У меня была своя правда с переживаниями, тревогами, предчувствиями, и, может, моё видение жизни совсем не совпадало с видением и пониманием окружающих. Но навязывать свое мнение, так же, как и доказывать что-либо, я не хотела.

5

Прошло несколько дней, и вот в положенное время старший сын не пришёл домой со школы. Уже с самого утра у меня было тягостное чувство, тревога тяжёлым камнем давила душу и час от часу все сильнее сдавливала все внутри, доходя до жгучей боли в груди. Я безуспешно отмахивалась от назойливых тревожных мыслей, успокаивая себя, что ничего плохого не может произойти. Время проходило, а сын не приходил домой. Мы с дочерью обзвонили всех одноклассников, учителей, его друзей, но только глубокой ночью узнали, что он жив и здоров. Он почему-то сказал своему другу, что его родители уехали и ему необязательно идти сегодня домой. Я узнала, что тот мальчик уже не один раз убегал из дома. И у этого ребенка родители злоупотребляли спиртным.

Как, почему, зачем всё это? Где

и когда я упустила, недосмотрела за сыном? Ведь никаких видимых причин не было для того, чтобы что-то могло послужить причиной ухода из дома. Но, как бы там ни было, ребёнок ушёл из дома и непонятно, где скитался. В школу он, соответственно, не ходил. Где был, с кем, что делал, чем занимался, что ел, что пил, – неизвестно. Я просто сходила с ума от всего этого, неизвестность убивала меня. Начались страшные часы ожидания, поисков. Муж и дочь взяли на себя тяжкие обязанности беготни по друзьям, обращения в милицию, все сбились с ног. Я не могла спать ни днём, ни ночью, да и слёз уже просто не было. Несколько дней прошло с того страшного дня, а ничего утешительного не происходило, сына так и не могли найти. Муж истерзался бешеной беготней с участковым по злачным местам, но всё без толку. Руки опускались, и не было сил что-либо делать. Я не знала, жив ли мой ребенок, что с ним. Вдруг мой взгляд упал на газету, лежавшую на журнальном столике, я потянулась к газете, взяла её в руки и прочитала:

«Если вы не знаете, жив ли ваш родственник и вернётся ли когда-либо домой, проделайте обряд».

Я жадно впилась глазами в описание обряда, быстро прочитав, поднялась и пошла мыть руки. Взяла иголку, протерла её спиртом. Посмотрела опять на газету и проговорила слова:

«Мы с тобой одной крови. От моей крови к твоей крови, от моего сердца к твоему сердцу, найди дорогу в свой дом».

Затем проколола безымянный палец левой руки, подошла к входной двери и нарисовала кровью крестик. Далее подошла к зеркалу в комнате, выжав ещё капельку крови из пальца, нарисовала и там маленький крестик, но так, чтобы он не бросался остальным в глаза, повторив несколько раз имя сына. И, изнеможённая, села в кресло, внимательно глядя на кровавую капельку, которая образовалась на зеркале. Если капелька высохнет, то тогда родственник уже никогда не вернется домой, ну а если капелька будет полна крови, значит, есть надежда на возвращение. Я всё повторяла и повторяла: «Как же быть? Как быть? Как быть?».

Вдруг боковым зрением я заметила чёрное облако, выплывающее из левого верхнего угла потолка и стены, увеличивающееся по мере движения. Я резко повернула голову в ту сторону, надеясь, что это мне просто показалось. Но увидела, что действительно – это чёрное облако, вернее, чёрная туча, которая медленно и зловеще ползла на меня. Вот эта туча уже прямо передо мной. Я внимательно наблюдала за происходящим. И вдруг, сама от себя не ожидая, твердым, решительным голосом я проговорила, не сводя с чёрной массы глаз:

– Ты объявляешь мне войну?! Ну что же, я принимаю вызов! Но знай, я не отдам тебе моего сына!

Мгновение помолчав, добавила:

– Не отдам, чего бы мне это ни стоило! Слышишь?! Я буду бороться за него до последней капли крови, пусть мне даже придется умереть! Я никого тебе не отдам, никого!

Я говорила это, с трудом узнавая свой голос: в нём звучала такая твёрдость и непоколебимость, такое торжественное мужество, что от этих вибраций задрожала посуда в серванте, и в тот же миг эта чёрная дышащая субстанция начала быстро двигаться назад в угол, при этом всё уменьшаясь и уменьшаясь. И вот она уже размером с кулак, вдруг этот «кулак» лопнул, как воздушный шарик, произведя глухой треск и образовывая при этом серые дымчатые облачка, и какая-то невидимая сила со змеиным шипением втянула их в угол сигаретной дымкой. Все исчезло, и наступила глубокая тишина. Я сосредоточенно наблюдала за происходящим и не могла точно сказать, что меня больше удивило: это чёрное неизвестно что или я сама, моё спокойствие, голос, речь. Что-то отлегло от сердца, на душе стало спокойно, более того, я теперь знала наверняка, что сын скоро вернётся, это только вопрос времени. Так и сидела я, не шелохнувшись, закрыв глаза.