Блуждающая звезда (сборник рассказов)
Шрифт:
Я выступил с очередным обращением к согражданам, во время которого приказал остановиться сердцам тех, кто вынашивает недобрые замыслы против горячо любимого всеми президента. Это дало результаты, но почти неощутимые. Два десятка совершенно здоровых молодых людей умерли на работе или прямо на улицах. У двоих, чьи тела были обнаружены неподалеку от моего дворца, нашли при себе оружие. Двадцать было слишком мало. Я понимал, что подобными мерами ограничиваться нельзя.
О том же говорил и Тод. Он вновь заявился ко мне и вел себя развязней, чем прежде.
Закинув
— Надо уничтожать не только тех, кто сделал, не только тех, кто собирается сделать, не только тех, кто подумал, что можно бы собраться, но и тех, кто может подумать. Только такую власть можно считать абсолютной.
Он был прав. Я распорядился передать новое выступление, в котором содержался безмолвный приказ остановиться сердцам тех, кто не испытывает искренней любви к своему президенту. По отражению, лишая маров работы, прокатилась волна смертей. Вымерло примерно пятнадцать процентов населения. Департамент Научных разработок практически обезлюдел. Мне передавали, что перед тем, как испустить дух, многие кричали: «Смерть тирану!»
Узнав об этом, я улыбнулся. Глупцы, они не понимали, что власть тирана основывается на личной выгоде. Я же не имел ничего кроме власти, а значит, тираном не являлся. Я был Семнадцатым, обычным Семнадцатым.
Семнадцатый всегда прав!
Семнадцатый всегда умен!
Семнадцатый преисполнен сил!
Был шок, а потом все разом успокоилось. Стало спокойно, как никогда прежде. Я мог наслаждаться искренней любовью своих подданных. Тех, что уцелели, доказав свою преданность мне. Время от времени некоторые из них умирали, что мало волновало меня. Я почти не думал об этом, а когда вдруг начинал размышлять о внезапных смертях, испытывал чувство облегчения. Я радовался тому, что об этом не задумывается и Лельна, в противном случае, я опасался, что могу не найти слов для объяснения. Лишь как–то раз она спросила:
— Почему умирают люди?
— Так заведено, — ответил я, сделав вид, что не понял вопроса.
— А я могу умереть?
— Нет, ведь ты же любишь меня, а я бессмертен.
Лельна кивнула головой и успокоилась, а я заглянул в ее глаза и впервые повелел. Я приказал ей жить вечно.
Но все случилось иначе. Вскоре Лельны не стало. Она умерла от разрыва сердца.
В день ее смерти Тод явился в последний раз. Впрочем, возможно, он приходил еще, но это был последний день. Тод старательно изображал сочувствие.
— Мне жаль. — Я не отреагировал, и тогда он, ухмыльнувшись, прибавил: — Не слишком убивайся по ней, Ноет. Она ненавидела тебя.
— Почему? Почему? Почему? Ведь было время, когда она любила! Я знаю это!
— От любви до ненависти всего один шаг. Вот такой коротенький. — Тод отмерил двумя пальцами. — Порой даже не замечаешь, когда делаешь его. Ничего, найдешь себе другую.
Тод говорил дружелюбно, но я видел в его глазах жадность. Он желал овладеть моей душой.
— Конечно, — согласился я. — Найду себе другую.
Едва он ушел, я вытащил из ящика письменного стола пистолет. Дуло приятно холодило разгоряченный
— Бесполезно, — сказал Тод, объявляя свою тонкую ухмылку в стеклянной дверце книжного шкафа. — Ты не можешь убить себя. Ведь ты даровал себе вечную жизнь.
Направив ствол в ухмыляющуюся физиономию, я выстрелил. Пуля вдребезги расколола стекло. Вместе с ним исчез и Тод.
И тогда я сделал единственное, что мог сделать, подведя итог этой истории.
Я подумал о президенте Семнадцатого, том самом, что пытался силой заставить любить себя. Верно, он не был хорошим человеком, раз столь многие осмеливались думать о том, чтобы его не стало. И я пожелал ему смерти…
ФОНАРЩИК
— Сегодня в двенадцать часов! — жирно кричали заголовки газет:
— Ровно в двенадцать по универсальному времени! — вторили им сообщения информационных агентств:
— В полночь! — важно поднимал указательный палец президент–председатель:
ФОНАРЩИК ЗАЖЖЕТ НАД ГОРИЗОНТОМ НОВУЮ ЗВЕЗДУ!
Не пропустите великого зрелища!
В назначенную ночь никто не спал. Люди бродили по улицам, наслаждаясь свежестью летней ночи, сидели у раскрытых окон иль на приступке у дверей, некоторые забирались на крышу, словно надеясь, что став выше, смогут соприкоснуться с неведомым. Люди ждали удивительного чуда. Ведь рождающуюся звезду суждено увидеть лишь раз в жизни, а некоторые не увидят ее никогда. И этих некоторых значительно больше.
Люди вглядывались в ночное небо и ощущали, как в душе рождается некий восторг, неосознанный, неопределенный — сознание сопричастности с великим, грандиозным, немного таинственным, что выбивается из колеи серой обыденности. И от этого люди становились чуточку счастливее. Они улыбались друг другу, указывая рукой в фиолетовое небо.
— Смотри, это она?
— Нет–нет, это совсем далеко. Наша будет большой и такой яркой, что заболят глаза.
— Не может быть! Разве звезда бывает яркой? — Так восклицали многие. Ведь звезда, дававшая жизнь планете, была тускло–багрового цвета. Она раздарила свою энергию и медленно угасала. И потому люди позвали Фонарщика.
А теперь они ждали…
Тот, кто должен был сотворить чудо, находился в корабле за многие миллионы световых секунд от планеты. Он был один, он не любил, когда ему мешают. Творец нуждается в тишине и покое, он не выносит суеты, а из всех звуков предпочитает рокот ночного прибоя, мерный и бесконечный, словно течение времени.
Он сидел в удобном покатом кресле и, не отрываясь, смотрел в ту точку, где должна была вспыхнуть звезда. Его не раз спрашивали, как он это делает, и он вполне искренне пожимал плечами. Он и вправду не знал. Он не обладал ни колдовскими чарами, ни невероятными способностями, ни громадным энергетическим потенциалом, свойственным созданиям, чья суть в сверхъестестве. Он был самым обычным человеком, каких миллионы. Самым обычным, отличаясь от этих миллионов лишь одним — он умел зажигать звезды.