Блюз бродячих собак

Тихонова Карина

Мы думали, гадали, обсуждали и не знали, что предпринять. И вот наконец она объявилась.

— Ну-ну, рассказывай! — заторопила я.

Ритка отпила немного вина и пожала плечами.

— Да ты знаешь, какой-то странный был звонок… Позвонила Наташка ночью, часа в два.

— У нас же с Америкой большая разница во времени!

— Да, я знаю…

Ритка помедлила.

— Понимаешь, она ничего не рассказывала. Просто спросила, какая дорога в аэропорт Шереметьево.

— В смысле? — не поняла я.

— Ну, в смысле, старый

асфальт или уже новый положили?

— Господи, ей-то это зачем? — поразилась я.

— Не знаю, — ответила Ритка с тяжелым вздохом.

Немного подумала и нерешительно предположила:

— Я боюсь: она там в шпионки не подалась от безденежья?

Мысль поразила меня своей правдоподобностью. От нашего человека, попавшего в стесненные обстоятельства, можно ждать и не такого.

— Приехать не собирается?

— Не знаю, не успела спросить. Только сказала, что не помню, какая там дорога, и Наташка тут же трубку положила.

— А ее телефона ты не знаешь?

— Откуда?!

Мы еще немного помолчали, смакуя вино. Потом Ритка решилась и спросила:

— Ты-то чего дезертировала?

— Рит, я не могу этого объяснить.

Она повертела бокал в длинных пальцах с аккуратно состриженными ногтями.

— Девчонки о тебе спрашивают…

— Если бы ты знала, как я по вам скучаю! — призналась я.

— Ну и чего тогда?..

— Рит, не могу! Пойми, не могу!

Ритка осеклась на полуслове. Потом все же нерешительно спросила:

— Я тебе помочь не смогу?

— К сожалению, не сможешь.

— Понятно.

Мы посидели еще немного, допили вино. Потом Ритка собралась и пошла к двери.

— Элька, — сказала она, прежде чем выйти, — ты все-таки позванивай. Мы же волнуемся.

— Хорошо.

Она кивнула мне на прощание, открыла дверь и, не оглядываясь, побежала вниз по ступенькам.

Ее высокая тонкая фигурка в симпатичных джинсах сзади смотрелась неправдоподобно молодой. Почти пионерской.

Как говорила наша учительница литературы: «Сзади пионерка, спереди пенсионерка».

Но это не про Ритку. Ритка выглядит прекрасно не только со спины, но и с фасада, так сказать.

Они за меня волнуются…

Чушь! Что им, своих забот не хватает?

Тем не менее, я пошла в библиотеку, прислонилась лбом к бессчетным корешкам старых книг и немного поплакала. Наверное, меня развезло легкое полусладкое вино, выпитое на пустой желудок.

Но обо мне так давно никто не беспокоился!

Я оторвалась от корешков книг, подняла руку и погладила старые заманчивые кожаные переплеты.

Вот где мне по-настоящему хорошо!

Некоторые мои знакомые в шутку называют меня некрофиличкой. Потому что от общества умерших людей я часто получаю удовольствие куда большее, чем от общества живущих и здравствующих.

Что ж, в каждой шутке есть доля шутки…

Я немного походила вдоль полок, вытаскивая и раскрывая наугад старые знакомые тома.

Интересно,

кто придумал изучать Достоевского в школе? Какому гению пришла в голову мысль, что «Преступление и наказание» — нормальный рабочий материал для десятиклассников? Господи, да в этом возрасте такой роман даже прочесть от начала до конца невозможно, не то что понять хотя бы небольшую часть заложенных в нем проблем!

Вообще, преподавание русской литературы в нашей школе грешит неким интеллектуальным уродством.

Оставим в стороне Толстого и Достоевского. То, что эти писатели далеко не по зубам даже самым продвинутым школьникам, по-моему, ясно всем. Кроме чиновников в Министерстве образования.

Ну, хорошо: если уж им непременно хочется запихнуть в школьный курс произведения Федора Михайловича, почему не найти для этого материал полегче? Например, чудную повесть «Село Степанчиково и его обитатели?» Повесть, написанную живо, легко, остроумно, с яркими замечательными героями, к тому же дающими возможность провести аналогии с комедиями Мольера? Блистательный вариант русского «Тартюфа», который не слишком отяготит юные мозги и не посеет в душах школьников отвращение к творчеству Достоевского в целом.

Помню, что именно это чувство вызвала у меня в школе фигура Маяковского.

Скажите честно, что вы помните из школьного курса? Ну да, про то, что он достает из широких штанин дубликатом бесценного груза… Читайте, завидуйте: я гражданин Советского Союза…

Что еще?

Кто там шагает правой? Левой, левой…

«Блек энд вайт?» Ну, это для самых продвинутых.

Еще? Все!

Так вот: никакого представления об огромном, талантливом, лирическом поэте мы, «благодаря» школьному курсу, не имеем.

Как-то раз я начала перебирать свою библиотеку. Вытащила все книги, сложила их рядами на полу, привела в порядок шкафы и взялась за хорошо знакомые томики. Вытирала их тряпочкой и аккуратно ставила на место.

И вдруг мне в руки попался совершенно потрепанный, зачитанный том без обложки.

Что ни говори, а в зачитанных книгах есть свое очарование. Они словно сохраняют часть энергетики огромного числа людей, державших их в руках.

Я повертела книгу в руках. Чьи-то стихи, только непонятно чьи. Я отошла к тахте, уселась поудобней и начала читать.

И пропала.

Стихи были невозможно талантливыми. Структура словообразования поразила меня своей необычностью: автор очень точно чувствовал, как нужно изменить привычное уху слово, чтобы оно еще сильнее воздействовало на читателя. Чтобы доставало не до поверхности души, а до самой ее глубины. Неизвестный мне поэт перемещался по Вселенной с фантастической легкостью, словно не знал, что это невозможно. Запросто вступал в разговор с богом, общался с ним на равных с искренностью и болью. Смотрел на планету Земля с такой головокружительной высоты, что по коже бегали опасливые мурашки: и как он не боится?