Блюз «Джесс»

Баркли Лина

Горло Джесс судорожно сжалось.

— Но не победила. Так что спасибо за твою заботливость.

Эдди схватил ее за плечи.

— Послушай, мне не нужна эта чертова работа, и я намерен отказаться от нее.

— Теперь это уже не имеет значения. Не понимаешь, что ли? — прохрипела она. — Ты своего добился.

— И чего же, позволь узнать?

— Ты доказал всем, что лучше меня во всем.

— Не глупи. Всего и делов-то — кучка дам приняла глупейшее решение! Я отвергну их предложение, и место останется за тобой.

— Как я сказала, это

уже не имеет значения. Мало радости стать утешительным призом для оркестра. Ты все испортил. Все.

Эдди слегка встряхнул ее и отпустил.

— Да повзрослей ты, наконец! — Он отошел от нее, заложив руки за голову.

— Повзрослеть мне? Ну и уморил!

Он резко повернулся, и Джесси потрясла промелькнувшая в его глазах боль.

— Все, я сыт по горло и ухожу со сцены.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что сказал. Я объяснил тебе, почему подал заявление и почему не забрал, но ты, похоже, не желаешь поверить. По неизвестной мне причине ты предпочитаешь видеть во мне худшее. Я попытался восстановить твое доверие, но, видимо, неудачно. — Он криво усмехнулся. — Ты как-то говорила, что мы, мол, изменились. Я — нет, а ты… очевидно — да. Права ты и в другом. Если мужчину и женщину объединяет лишь зов плоти, секс — рано или поздно их союз рухнет. — Он помолчал, с болью глядя на нее. — Прощай, Джесси. Спасибо за рождественский уик-энд. Он был прекрасен…

Он вернется, убеждала себя Джесси, лежа без сна в ту ночь. Через две недели соберется оркестр, он появится там и займет место за дирижерским пультом. Иначе разве он стал бы вносить задаток за дом в Вустере. Пусть не юлит, не выкручивается. В одном можно не сомневаться: когда оркестр соберется — в нем не будет Джесси Уолш. Потому что ее любовь к Эдди сильна, она не сможет видеть изо дня в день предателя. Как бы при этом он ни намекал на свои страстные чувства…

Утром ей позвонил мистер Эндрюс и попросил помочь ему навести порядок в музыкальной библиотеке. Джесси сразу согласилась. После двадцати минут возни с пыльными фолиантами она сказала, что подает заявление об уходе.

Тот выронил из рук пожелтевшие нотные страницы и ошеломленно посмотрел на нее:

— Вы, наверное, шутите?

— Вовсе нет. — Джесси подобрала листы и положила на стол.

— Но, моя дорогая, вы не можете уйти из оркестра.

— Жаль, но придется.

Он нахмурился.

— Я чего-то недоглядел? Или кто-то нарочно сбивает меня с толку? Ничего не понимаю. Да только вчера Эдди Палмер срочно попросил созвать совет, где и объявил о своей отставке.

Джесси задохнулась:

— Эдди это сделал?

— Именно.

— Он отказался от только что полученного места?

— Ну, поскольку он официально его не получал, значит, отказался, забегая сразу вперед. А нашему «мудрому» совету задал хорошую взбучку.

У Джесси глаза полезли на лоб.

— За что?

— За то, что они не выбрали самую достойную кандидатуру. Я так радовался, что присутствовал на совете. Это был сплошной

восторг. — Мистер Эндрюс рассмеялся. — Вот почему вы не можете уйти. Миссис Конрой вот-вот должна позвонить вам.

Джесси так и села.

— Чтобы предложить мне это место?

— Ну, разумеется. Она должна была сделать это с самого начала.

Джесси вздернула подбородок.

— Я… не соглашусь.

— Почему? — Не дождавшись ответа, он спросил: — Из гордости? В этом все дело?

Джесси встала и вскарабкалась на стремянку, подальше от его пристального взгляда.

— Все… сложнее, но, в общем, можно назвать это и гордостью.

— И вы думаете, что своим отказом досадите им? О, Джесси, вы сделаете плохо только себе, понимаете?

— Себе? — Она передала ему пачку старых концертных программ.

— Да, себе. Есть такая поговорка: «Себе навредить, чтоб другому досадить».

— Бога ради, мистер Эндрюс, как бы вы поступили на моем месте?

— Без вопросов. Я бы посчитал членов совета дураками, принял бы предложение и занялся делом. Я бы не стал мерить свою ценность их мерками и не остался бы сидеть дома, дуясь, как неразумное дитя. — От последних слов у нее защипало в глазах. — Встряхнитесь. Это совсем не похоже на вас. Откровенно говоря, мне неясно ваше поведение. Есть что-то, о чем я, возможно, не догадываюсь?..

— Это… личное. Касается нас с Эдди.

— А… понятно.

Джесси нахмурилась, соображая, как лучше объяснить ситуацию.

— Между нами давнишнее соперничество.

— В самом деле? Гмм, странно.

— Почему?

— Ну, если Эдди вы называете соперником, тогда я хотел бы иметь таких сразу несколько. Если бы они у меня были, мне не нужны были бы никакие друзья.

Джесси заморгала.

— Я же говорила, что все очень сложно.

Мистер Эндрюс улыбнулся.

— Да, конечно, любовь всегда сложна. Впрочем, как и музыка, даже если звучит простенько. Все дело в том, как ее понимать…

Огорошенная, Джесси уставилась на старика, возившегося с плиткой, на которой он готовил чай.

— Любовь тут ни при чем, мистер Эндрюс. Все дело в жутком эгоизме Эдди.

— А… А у вас самой нет проблем с эгоизмом?

Она покраснела.

— Дорогая моя Джесси, думаю, мне следует сказать вам кое-что об Эдди Палмере. — Он протянул ей чашку с чаем. — Эдди потребовал, чтобы я сохранил это в тайне, но… — Мистер Эндрюс пожал плечами. — В первый раз мы с Палмером разговаривали в августе. Он сам позвонил мне.

— Насчет места дирижера?

— Нет. Он разыскивал вас.

— Меня?

— Да. Он спрашивал, играет ли в Вустерском симфоническом Джесси Уолш. Сказал, что вы его старый друг и что он пытается разыскать вас. И только после того, как я сообщил ему, что вы у меня играете, он подал свое заявление на вакантное место. Можете назвать меня романтиком, Джесси, но я сказал бы, что парень сделал это в качестве предлога снова стать частью вашей жизни.

Чашка дрогнула в ее руке.

— Да это смешно!