Бодхичарьяватара. Путь бодхисаттвы

Translated from the English, The Way of the Bodhisattva

published by Shambhala Publications Inc. Boston

Переводчик выражает сердечную благодарность

Галине Кушнаревой

за безусловную финансовую поддержку при подготовке этого перевода

Издательство выражает благодарность

Свами Дхьян Патику (Алексею Вольваку),

Свами Антар Девагре (Антону Маштакову),

Свами Прем Раккасу (Андрею Раку),

Ма Дживан Пуджане (Ольге Свешниковой),

Лилии Обуховой и Кавине Яковлевой

за щедрость в подготовке этого издания

«Бодхичарьяватара» – сочинение индийского ученого Шантидевы, который известен в Тибете как один из наиболее заслуживающих

доверия учителей. Поскольку в основном этот труд посвящен развитию и обогащению бодхичитты, он принадлежит к учениям Махаяны. При этом философская позиция Шантидевы, изложенная, в основном, в девятой главе о мудрости, согласуется со взглядами Прасангика-Мадхьямаки Чандракирти.

Учения Махаяны главным образом направлены на развитие ума, стремящегося принести пользу другим живущим. По мере укрепления собственного покоя и счастья мы, естественно, оказываемся в состоянии сделать все, что в наших силах, ради покоя и счастья других. Даже в наши дни преобразование ума и развитие позитивного самоотверженного и ответственного отношения к действительности приносят пользу. Какие бы затруднения и тяготы ни испытывали, с помощью этого подхода мы в силах самоотверженно, безмятежно и не падая духом иметь с ними дело, – а это и есть залог счастья на многие предстоящие жизни.

Основываясь на своем малом опыте, могу сказать: учения и наставления Дхармы Будды и, в особенности, учения Махаяны и по сей день продолжают быть значимыми и полезными. Действенность этих учений несомненна – если применять их в истинном смысле на практике. Польза от развития качеств любви, сострадания, щедрости и терпения не ограничивается пределами отдельной личности: они поддерживают и всех живущих, и гармонию окружающей среды. Нет, не осталась ценность этих учений в далеком прошлом – они состоятельны и в современном мире. Именно поэтому, а не только от необходимости сохранять традицию, я призываю всех с вниманием отнестись к этим практикам.

«Бодхичарьяватара» широко почитаема и уважаема более тысячи лет. Ее изучают и превозносят все школы тибетского буддизма. Я получил передачу на этот важный священный текст и пояснения к нему от последнего Куну Ламы – Тензина Гьялцена, который, в свою очередь, принял их от ученика великого мастера дзогчена Дза Патрула Ринпоче. Этот текст принес моему уму много пользы и оказался для него благотворным.

Счастлив, что переводческая группа «Падмакара» подготовила исправленный свежий вариант перевода «Бодхичарьяватары» на английский язык. Они попытались соединить точность изложения смысла и простоту выражения, и перевод от этого только выиграет. Поздравляю их и возношу молитвы, чтобы усилия этих людей добавили покоя и счастья всем живущим.

Тензин Гьяцо,четырнадцатый Далай Лама17 октября 1996 года

Вопубликованном в 1997 году первом издании «Пути бодхисаттвы» отмечалось, что для прояснения и толкования трудных фрагментов мы консультировались с комментарием мастера школы Ньингма Кхенпо Кунзангом Пелденом (1872–1943). В то время перевод на английский язык этого масштабного и важного сочинения был всего лишь праведной мечтой. Сейчас, после почти десяти лет, пока мы трудились над множеством промежуточных проектов, эта задача выполнена; внимательное чтение и изучение текста напомнило нам о необходимости пересмотра и тщательной проверки нашего первоначального издания «Пути бодхисаттвы», устранения ошибок и подготовки перевода, где это возможно, более строгого и дословно отражающего тибетский оригинал. Надеемся, что нам удалось уравновесить неуместную вольность выражения ранее представленного варианта, который вызвал у некоторых читателей вопрос о точности перевода, и в то же время – сохранить и улучшить стилистические особенности, которые другие читатели сочли привлекательными. Возможность совершенствовать, устранять или, по крайней мере, смягчать некоторые очевидные недостатки – в издательском деле редкость; и мы невероятно благодарны Эмили Бауэр и сотрудникам «Шамбала Пабликейшн» за их готовность опубликовать это новое издание.

С 1997 года появилось несколько других переводов «Бодхичарьяватары» на английский язык. Первый, изданный под названием «Путь бодхисаттвы», подготовили Кейт Крозби и Эндрю Скилтон непосредственно с сохранившегося санскритского текста. Вскоре за ним последовал перевод Весны и Алана Уоллесов, также выполненный с санскрита, но с обращением к тибетскому варианту, где тот был отмечен в сносках. Позже, в 2003-м, увидела свет версия Нила Элиота, основанная на толковании Геше Келсанга Гьяцо. Еще одну, самую последнюю интерпретацию – напечатанную и бывшую в обращении во время учения по «Бодхичарьяватаре» Е. С. Далай Ламы в Цюрихе в 2005 году, – выпустил Александр Берзин; она основана по большей части на тибетской версии, слегка пересмотренной и скорректированной в соответствии с санскритом. И, наконец, еще один проект перевода коренного текста Шантидевы и комментариев Кунзанга Пелдена, сопровождаемых бесценными пояснениями Кхенпо Чога из колледжа Шри Симхи в Кхаме, был выполнен в 2002 году Андреасом Кретчмаром, который щедро и великодушно выложил эту, пусть и незавершенную, работу в свободный доступ в интернете. Все эти труды представляют огромный интерес, и хотя мы в нашей интерпретации следовали во всем Кунзангу Пелдену, при подготовке этого издания мы прилежно сравнивали свою работу с версиями, упомянутыми выше, и благодарны за помощь, которую они нам оказали.

Появление переводов «Бодхичарьяватары» с санскрита параллельно тем, что сделаны с тибетского, вновь предлагает нам оценить степень необходимости перевода того текста, который сам по себе является переводом, хотя рукопись все еще существует на языке оригинала. Есть и еще один тесно связанный с этим вопрос, касающийся относительности заслуг изучения (и в широком смысле – перевода) в среде светской западной науки, существенно отличающейся от традиционного устройства тибетских монастырских колледжей и взаимоотношений «ученик – учитель». Эти два подхода значительно разнятся как в методе, так и в целях. Западный ученый-буддолог, исследуя тексты, археологические свидетельства и т. п., стремится к объективному научному пониманию религиозной культуры. Ее рассматривают извне как по сути антропологическое явление, а

соответствующие верования и методы описывают и определяют в пределах дисциплины, сознательно отстраняющейся от религиозной приверженности и практики [1] . Буддисты же, напротив, изучают священные тексты как часть духовной дисциплины, намереваясь или, по крайней мере, стремясь применить учение в жизни. И поэтому буддисты придают равное значение не только источникам и авторству текста, но и живой традиции толкований и искусных средств, сохранившей их до настоящего времени. Эти два подхода, несомненно, пересекаются: точность интерпретации имеет для обоих первостепенную значимость. Тем не менее они расходятся в важном, и необходимо признать это различие между независимой академической наукой с ее, в сущности, гуманистическим интересом к тексту – и преданностью традиции духовного обучения: отрешенная начитанность с одной стороны и приверженная вовлеченность – с другой.

Несомненно, открытия западной науки в сфере буддологии важны и интересны. Краткий, но ценный вступительный материал к переводу Крозби и Скилтона описывает революционную работу Акиры Сайто, посвященную текстуальной истории «Бодхичарьяватары» и ставшую возможной благодаря открытию в пещере Дуньхуана в начале XX столетия трех рукописей доселе неизвестного тибетского перевода, излагающих материал, который весьма значительно отличается от гораздо более протяженной версии, пересмотренной Нгоком Лоденом Шерабом и Суматикирти и сохраненной в Тенгьюре. Разумеется, в традиции есть упоминания о существовании нескольких версий «Бодхичарьяватары», что связано с особыми обстоятельствами появления этой поэмы. Биография Шантидевы поясняет, что текст из одной тысячи шлок в десяти главах был создан пандитами Магадхи, а их собратья из Кашмира записали лишь семьсот шлок в девяти главах. С учетом того, что колофон тибетского текста, которым мы ныне располагаем, сообщает нам, что Кава Пелцек сделал первый перевод «Бодхичарьяватары» с кашмирской рукописи (возможно, происходящей от той самой работы упомянутых традицией пандитов), а также принимая во внимание, что перевод, содержащийся в Дуньхуанских рукописях, однозначно состоит из девяти частей, заманчиво – хоть это и не вполне очевидно – предположить, что редакция текста, найденная в Дуньхуане, фактически является давно утраченным переводом Кавы Пелцека [2] . Когда этот текст будет полностью отредактирован и опубликован, сравнение его с канонической версией позволит нам по достоинству оценить, насколько первоначальная работа Кавы Пелцека (при условии, что Дуньхуанский перевод принадлежит ему) сохранилась в последующих переработках. Но весьма маловероятно, согласно нашему пониманию тибетского перевода «Бодхичарьяватары» и истории его различных исправлений, что открытия Дуньхуана упростят картину. Они, скорее всего, раскроют гораздо более сложный сценарий, нежели представляется по традиционным записям. Принимая это в расчет и вопреки неудобному факту, что размер сохранившегося санскритского и тибетского текстов «Бодхичарьяватары» совсем не соответствует данным, цитировавшимся в традиционных записях, тем не менее видится правдоподобным, что санскритский текст и пересмотренный перевод Лодена Шераба в общем и целом соответствует версии, одобренной Шантидевой, когда он наставлял оплошавших пандитов Наланды. Однако, по мнению западных ученых, этому выводу далеко до однозначности. Есть причины полагать, что в сравнении с каноническим текстом Дуньхуанское издание воплощает сглаженную и более связную версию «Бодхичарьяватары», которая могла бы поэтому притязать на более достоверное отражение исходной работы Шантидевы. Напротив – развивая рассуждение далее, – трудности канонической версии (ее асимметричное строение, имеющиеся повторы, сложность и туманность некоторых доводов и т. д.) суть причины допускать, что текст, которым мы сейчас располагаем, является перестроенной версией исходника, веками после смерти Шантидевы разраставшегося за счет включения материалов из традиции комментариев. И в духе такой «критики форм» академическая эрудиция, без сомнения, заключит, что сказанье бесплотного голоса Шантидевы, ограниченные способности памяти, выказанные книжниками Кашмира, по сравнению с естественно выдающимися способностями пандитов «центральной земли» Магадхи (с подозрительно круглым числом 10 частей и 1000 шлок) и последовавшее авторское одобрение – не более чем этиологический миф, измысленный, чтобы сначала объяснить факт существования по крайней мере двух известных версий текста, а затем доказать подлинность более протяженной версии, сохраненной в каноне.

Сомнения возникли также насчет истории и достоверности самого сохранившегося тибетского перевода, который обычно считают соответствующим санскритскому тексту с тем же названием. По сути дела, как прояснили В. и А. Уоллесы, тибетская версия (окончательное издание которой вышло в XI веке) расходится – в некоторых местах весьма значительно – с санскритским аналогом. Можем ли мы из этого заключить, что тибетские переводчики работали с утраченной санскритской версией, отличающейся от той, которая сохранилась до настоящего времени? И является ли разница между санскритской и тибетской версиями результатом устных объяснений, данных индийскими пандитами тибетским переводчикам, с которыми они работали, что делало необходимым скорее толкование, нежели строгое буквальное переложение санскритского оригинала?