Бодхичарьяватара. Путь бодхисаттвы
Шрифт:
Опять же, вот они, те вопросы, на которые западные ученые, с их ресурсами в археологии, палеографии и въедливой текстологический критикой, подготовлены ответить лучше всех, а результаты такого расследования будут интересны, как мы уже говорили, в первую очередь изучающим историю религии и культуры. Потребности и ожидания практикующих буддистов, главным образом рассматривающих «Бодхичарьяватару» как руководство к жизни, напротив, совершенно иные.
Находки академической науки, относящиеся к истории текста «Бодхичарьяватары», и вопрос всестороннего соответствия тибетского текста, имеющегося у нас сейчас, авторизованной копии Шантидевы представляют, несомненно, значительный интерес. Но для буддийских практикующих их важность второстепенна. С точки зрения традиции, достоверность «Бодхичарьяватары» зависит не только от исторической личности ее автора, но также – и это едва ли не важнее – от поколений практикующих, на своем опыте и постижении проверивших истинность и действенность учения Шантидевы. Для буддистов вклад в традицию, сделанный поколениями зрелых практикующих, настолько же важен, как и сам источник. По общему мнению, текст «Бодхичарьяватары» сопровождался устной передачей, исходящей от автора [3] и передававшейся следующие
3
О встрече Шантидевы с пандитами Наланды, посланными его отыскать, см. Приложение 1.
Разница в значении между переводом с санскрита и с тибетского, возможно, по сути не настолько и велика. Тем не менее, мы бы решили, что для тех, кто практикует путь бодхисаттвы, тибетская версия «Бодхичарьяватары», пусть и не настолько высокоученая и точная, имеет большую значимость, нежели современное изложение санскритской рукописи, случайно избежавшей гибели при уничтожении буддийских библиотек Индии. Катастрофы истории предрешили, что передача текста и комментариев «Бодхичарьяватары», восходящая к Шантидеве, – человеческая, так сказать, связующая нить – лежит в тибетском языке, а не в санскрите. И потому из этого никоим образом не следует, что при расхождениях между двумя переложениями должно отдавать автоматическое предпочтение версии перевода с санскрита.
Считается, что при переводе буддийских текстов важно стремиться к дословности как гарантии точности, а заботиться об изяществе изложения не обязательно [4] . Образец ли верности тексту дословное, в отличие от пересказа, изложение – если подлинно дословный перевод между двумя языками вообще возможен – большой вопрос, занимавший не одно поколение мастеров и теоретиков перевода [5] . Как бы то ни было, мы в целом считаем, что правильно предпочесть дословное изложение изящному, если под изяществом подразумевается надуманный, неловкий стиль, в котором переводчик выставляется за счет исходного текста. Как отмечал доктор Джонсон: «Переводчик должен быть как его автор, и не его дело изощряться». Иными словами, педантичная неизящность предпочтительнее элегантного домысла. Меткое замечание, однако от столь бескомпромиссного противопоставления дословности изяществу стиля остается некая неудовлетворенность. Потому как совершенно очевидно, что стилистические соображения сильно влияют на характер и действенность любого сочинения.
4
См. прим. Элизабет Нэппер в «Styles and Principles of Translation» в книге «Buddhist Translations: Problems and Perspectives», стр. 36.
5
Интересные размышления по этому поводу см. у Джорджа Стайнера в книге «After Babel», стр. 324.
Полный смысл утверждения – и по содержанию, и в его оттенках – извлекается не только из того, что сказано, но и из того, как это сказано, – а также когда, где и кому. Безупречный перевод, если такой и существует, – несомненно, тот, что способен создать в читателе точное эхо интеллектуального и эмоционального переживания как случившегося с носителями языка, познакомившимися с оригинальным текстом там и тогда, где и когда он был написан. Вне сомнения, это высокая и, вероятно, недостижимая цель, однако вполне заслуживающая стремления к ней. В любом случае задача переводчика – не просто в том, чтобы предоставить шпаргалку-подстрочник, инструмент в помощь ученикам, дабы они могли пробиться через оригинал. Цель, конечно, в предоставлении жизнеспособной версии для тех, кто не в состоянии читать литературу на языке оригинала, и кто вынужден полагаться на перевод как на исходный текст. В таких случаях насущно необходима близость и преданность оригиналу, и, как уже говорилось, натужной искусственной «элегантности», затрудняющей понимание, необходимо избегать любой ценой. И все же видится, что изящный и действенный перевод – это точность изложения, выражающаяся не только содержанием, но также и стилем оригинала, состоящим из простых, ясных, уравновешенных строк, приятных и глазу, и слуху, понятных с первого прочтения. К сожалению, в наши дни в буддийской литературе на английском языке такого рода сочинения сравнительно редки. Часто случается так, что правильное изложение испорчено стилистической немощью.
Утверждения некоторых, что перевод тибетских текстов не нуждается в изяществе, поскольку оригиналы не изящны, ставит важный вопрос [6] . Эстетические эталоны в разных языках и культурах – свои, и потому неясно, имеем ли мы право судить, что именно говорящие на языке оригинала считают или считали благозвучным. Нам доводилось слышать, как один тибетский учитель увлеченно восхвалял изысканность перевода «Мадхьямакаватары», сделанного Пацапом; есть и записи, что Цонкапа был до слез тронут красотой «Праманаварттики». Это бросает переводчику немалый вызов: совершенно недостаточно перелагать тексты, прекрасные и утонченные в оригинале, пусть и сколь угодно сложные, переводами скучными, а порой туманными и напыщенными до невыносимости.
6
См. Элизабет Нэппер, стр. 40.
Перевод «Бодхичарьяватары» в стихах или, скорее, в ритмизованной прозе – попытка справиться с трудностями такого рода. Результат – белый стих (иногда – белейший), редко притязающий на звание поэзии, и точнее всего именовать его литературным экспериментом. Его предназначение –
Мы пытались следовать мудрому принципу короля Альфреда (849–899), вероятно, первого из английских переводчиков: «Иногда слово в слово, иногда смысл в смысл», – коим он подразумевал, что перевод должен быть дословным там, где это только возможно, свободным и содержащим толкование, где это необходимо, но всегда – точным. В переводе «Бодхичарьяватары», наверное, невозможно, да и нежелательно достичь эквивалента заявленного намерения Лютера в его переводе «Ветхого Завета»: «Заставить Моисея звучать настолько по-немецки, чтобы никто даже и не догадался, что он был евреем». Тем не менее, наша цель – как можно яснее передать смысл слов Шантидевы и придать ему столь же привлекательный и проникновенный для англоговорящих читателей голос, каким, видимо, он звучит для тибетцев. Конечно, о вкусах не спорят, и трудно даже предположить, что наша цель будет всецело или хотя бы в большей степени достигнута. Но надеемся, что наша приверженность объяснениям Кунзанга Пелдена позволила создать перевод добросовестный и настолько приближенный к оригиналу, насколько позволяет наш скромный талант и английская идиоматика; что бы ни показалось в нем читателю «поэтичным», оно не искажает точности изложения. Цель, которой мы стремились достичь, – перекинуть мост через преграды языков, чтобы англоговорящие читатели могли услышать Шантидеву, говорящего с ними убедительно и с привычной для них логикой, и дать им возможность легко, понятно и на их родном языке добраться до мудрости и образа жизни Шантидевы. Как отмечали в предисловии к своему непревзойденному достижению переводчики Библии короля Якова:
Перевод есть то, что распахивает окно и впускает свет; что разбивает скорлупу, чтобы съесть нам ядро; что отдвигает завесу, чтобы узрели мы Святейшее место; что снимает покров с колодца, чтобы испили мы воды [7] .
Введение
«Путь бодхисаттвы» [8] – знаменитый классический текст Махаяны, Великой колесницы буддизма. Представленная в форме личной медитации, но дружески предложенная всем интересующимся, эта книга есть объяснение пути бодхисаттв – тех, кто, отвернувшись от тщеты и мытарств самсары, отказались и от покоя личного спасения и дали обет трудиться ради освобождения всех живущих и достичь просветления ради их блага. Сочинение Шантидевы воплощает образ сострадания, вознесшегося к своей величайшей мощи, и подробно излагает методы, которыми это состояние достижимо. Работа Шантидевы – поразительное доказательство того, что забота о других – в любви, полностью превосходящей личные страсти и тревоги, – лежит в основе всех истинных духовных стремлений и есть сама суть просветленной мудрости.
7
Фрагмент взят из предисловия переводчиков к Библии короля Якова.
8
Есть две версии названия труда Шантидевы. Длинная – «Бодхисаттвачарьяватара» – дословный перевод тибетской версии («Byang chub sems dpa’i spyod pa la ’jug pa»), буквально означает «Вступление на путь бодхисаттвы». Есть также и короткая и гораздо более часто используемая версия – «Бодхичарьяватара», что означает «Вступление на путь пробуждения».
Автор «Пути бодхисаттвы» состоял в монастырском университете Наланды, который, наряду с величайшим университетом Викрамашила, был одним из знаменитейших центров обучения в древней Индии. Об авторе известно немного, хотя через века до нас дошло несколько ярких легенд – дразнящие полутона, намекающие на личность необычайную и независимую. Судя по всему, Шантидева был сам себе хозяин, не поддавался ни общественному, ни духовному давлению, следовал собственным прозрениям, независимо от общепринятых ожиданий и мнений [9] . С юных лет он увлекся мудростью учений Махаяны, олицетворенных Бодхисаттвой Манджушри, а значит – Мадхьямакой, или буддистской школой философии Срединного пути, известной своей глубиной и полемической утонченностью. И все же, как ясно из его сочинения, он никоим образом не был бесстрастным ученым. Как и Нагарджуна до него, он в высочайшей степени сочетал в себе мощь интеллекта с тонким пониманием страданий мира и глубокой чуткостью к другим.
9
Традиционное описание жизни Шантидевы см. в Приложении 1. Дополнительные подробности можно найти в блестящем вступлении к переводу «Бодхичарьяватары», сделанному Кейт Крозби и Эндрю Скилтоном.
Достойно описать здесь великую поэму Шантидевы нет возможности, однако есть надежда, что со временем станут доступными переводы комментариев великих мастеров прошлого. Этому вводному тексту назначена роль некоторого руководства, чтобы помочь читателям освоиться – особенно тем, кто не знаком с краеугольными понятиями буддизма.
Комментирующие этот текст часто разделяют «Путь бодхисаттвы» на три основных раздела в соответствии со строками известной молитвы, возможно, восходящей к Нагарджуне [10] :
10
См. Далай Лама, «Essence of Refined Gold», стр. 136.
Согласно этой схеме первые три главы («Непревзойденность бодхичитты», «Признание» и «Укрепление бодхичитты») призваны положить начало рассвету бодхичитты в уме. Следующие три главы («Предусмотрительность», «Бдительное самонаблюдение» и «Терпение») наставляют в том, как не допустить рассеяния драгоценного умонастроения, а седьмая, восьмая и девятая главы («Усердие», «Созерцательное сосредоточение» и «Мудрость») предписывают пути постепенного укрепления бодхичитты. Десятая глава – завершающая молитва посвящения.