Body-Бог, или Месть неандертальца

Деринг Геннадий

ПОДОЗРЕНИЯ СУДЬИ

БОДИ-БОГ (недовольно).

Запутался Я с русами, похоже.

Совок и Рашка – не одно и то же?

ИАКОВ (назидательно).

Совок и Рашка, Отче, соотносятся,

Как род и вид, как общее и частное:

Пастух и свинопас, подстилка и матрас,

Ударный инструмент и тулумбас,

Сопрано и профундо-бас…

ИСИДА.

Скорей,

свобода и УДО…

ИАКОВ (глубокомысленно).

Рашка, Совок – словарь раба и хама,

Язычника из степи.

БОДИ-БОГ.

Так вы хам что ли, уважаемый?

ИАКОВ.

Ну, что вы, Отче! Я? Нимало!

Так, может, мало-мало…

(Иаков смотрит на Исиду. Исида согласно кивает.)

ИАКОВ (настраиваясь).

Хотя… в какой-то степени…

(Исида кивает одобряюще.)

ИАКОВ.

Совок – это, прежде всего, нация, Отец,

Народный дух.

Синонимы: Совковия, Совдепия.

Это также и личность:

Иван Петрович Святогоров,

А ныне Ваня-валух…

БОДИ-БОГ.

Кого же вы кастрировали мало-мало?

Я что-то понимать вас перестал…

С этого места…

ИАКОВ (с добродушной улыбкой).

Зависит от контекста!

БОДИ-БОГ.

Однако, ты остроумец.

(Усмехнувшись.)

Или… безумец…

(Иаков добродушно улыбается,

Исида не отводит глаз от Боди-Бога и хмурится.)

ИАКОВ (зажмурившись и вспоминая).

Один поэт, славянофил,

Именовал Совка богатырём Потоком,

Который пел и пил во сне,

Плясал, плодился

И в жизни политической кое на что годился.

Он распевал во сне куплеты

Тысячу календарных лет.

При том, кредито– был вполне способен,

Как тот пупок, который трут,

А он всё тут.

Короче говоря, в одном лице мужик-народ.

По крайней мере, для поэзии –

Обычный ход:

Наглядно и удобно.

БОДИ-БОГ (раздражённо).

Ну, хорошо.

Валяйте как Вам угодно.

ИАКОВ.

Что знаю, всё скажу о яйцах и о Святогорове.

Здесь почти все мужчины.

Утаивать фактуру нет причины.

…Братьёв у Вани Святогорова не наблюдалось.

А вот сестёр так называемых 15 было душ.

Он

нажил их по службе.

Ой, жу-у-ук, ой, жила!

Шоб я так жил…

Сплошь в молодых годах – бои, командировки.

Орудовал, сапог не сняв, не отложив винтовки.

С кем только не баловал…

Хохлушка Галю у него была, грузиночка Манана,

Армяночка Ярусь и персияночка Вусала,

Какая-то из Минска Зинка.

Случился у него в Прибалтике постой –

И с моря он явился не пустой,

А тоже с названной зарёванной, «сестрой».

А сын, москвич, который Рашка,

Был весь в отца:

Дубинка, это самое, и два крутых бейца.

Я почему о бейцах вспоминаю,

Пришлось мне заниматься в эту пору

Интимным Рашкиным прибором…

Но это к слову.

Кроме «сестёр» и кровных деток

Были приёмыши у деда,

Всё больше недобитки:

Бандеровцы, дашнаки и мусаватисты

И выползки из кочевых кибиток.

Они совками стали ярыми

И выбились в советские бояры…

БОДИ-БОГ.

Жены нормальной не было у деда?

ИАКОВ.

Пока Совок отчитывался в ВЧК, НКВД и КГБ

За все свои отважные дела,

Законная супруга, которую таскали вместе с ним,

Со страху померла.

Переживал. Но не утишил прыть.

То воевать ему «за Родину, за Сталина» давай,

То Днепр, то Волгу с Камою прудить,

То в коммунизм узкоколейку в Магадане строить.

Были у деда и подруги, как не быть!

Иные померли, состарились иные,

Строптивые кобылы фронтовые.

На старости геройских лет

Себе спроворил утешенье дед.

Он звал её своей Кауркой,

А проще выразиться, Нюркой.

Бабец что надо, всё при ней: и ляжки полные…

БОДИ-БОГ.

Отставить! Не хамить!

ИАКОВ.

Как это опять же у поэтов…палы-ёлы…

(Чешет лоб, вспоминая.)

Во! Бунин: лядвии тяжёлые!

Грудь агроменная и очи,

Что твои фары галогенные в ночи.

И губы-вишни.

Она как бы из терема промяться во садочек вышла.

А может, из шатра монгольского шагнула, едрёна мать,

В российскую тесовую кровать.

Иван Анюту ревновал