Боец 4: лихие 90-е
Шрифт:
Так эти двое хмельно кочевряжились и тупо ржали, плотно так прибуханные. На лавочке стояла полупустая бутылка пива, кругом разбросаны «бычки» — конечно, придурки представления не имели о каком-то порядке поведения. А сидевший на корточках еще и жрал семки, плюясь ими в разные стороны, не забывая жлобски гоготать. Правда, надо сказать, что половинка скамейки была заботливо накрыта газетой — надо полагать, гопники соображали на троих, только третий куда-то отлучился. Да! Вон стаканы стоят, три штуки. Так и есть.
А куда ему отлучаться? В магазин, ясное
Увидев меня, придурки смолкли, будто выключили их. Стоявший резко обернулся. Секунду, видно, соображал, какую включить коммуникацию с внезапно возникшим объектом. Решил включить такую:
— Э, мужик! Закурить есть?
— Не курю, — ответил я нейтрально, без малейшего вызова, поднимаясь на крыльцо.
Те забухтели что-то вслед, но так, скорее для пацанского порядка, чем всерьез. Не слушая, я шагнул в магазин — до закрытия всего ничего.
Об этом мне сразу напомнила молодая кассирша — симпатичная глазастенькая шатенка:
— Молодой человек, до закрытия пять минут! Мне кассу снимать!
— Я успею, — улыбнулся я, проходя в небольшой зал. — Одна нога здесь, другая там.
Никого я не видел, но услышал — возню, шарканье шагов, звяканье стекла. Некто невидимый, без сомнения, третий из гоп-компании — возился у стеллажей со спиртным.
Я прошел к бакалее, хотел взять гречку, рис — самые полноценные крупы, на мой взгляд. Риса, правда, почему-то не было, а вот гречку взял и, подумав, решил прикупить еще десяток яиц, расфасованных в целлофановые мешки. Взял и двинул на кассу. Идя, услышал голос «невидимки» в аккомпанемент со звяканьем мелочи:
— Э-э, кажись, малость не хватает, вот черт! Ладно, Вика, дай в долг, завтра отдам, вот те слово пацана. Запиши на меня!
— Не могу, Слава, — залепетала Вика, — честное слово! У нас ревизия завтра, а у меня копейки своей нет. Ты ж знаешь, я тебе сколько раз записывала!
— Ну так я тебе столько раз отдавал!..
По лицу Вики я угадал, что этот Слава отдавал долги, конечно, но примерно через раз.
— Не могу, — повторила кассирша.
— Да ладно, Вик, ну че ты!..
Я уже понял, что персонаж будет скрипеть, канючить бесконечно — таким уродам пофиг, что кто-то ждет, что магазин пора закрывать… ему надо только свое, а весь прочий мир хоть провались.
— Эй, земляк, — сказал я негромко. — Тебе сколько не хватает?
Он вмиг оборвал свою музыку, уставясь на меня.
— А чо? Можешь помочь?
— Могу. Так сколько?
Он помолчал, неясно кривя рот, повернулся к кассирше:
— Ну че, Вик, сколько там?
Та назвала небольшую сумму.
Я вынул деньги, сунул ему с незначительным перебором:
— Держи.
Вика приготовилась пробивать чек, но не тут-то было.
Слава ухмыльнулся:
— Слышь, брат! А одолжи еще на курево, а?
— Не наглей, парень, — спокойно промолвил я. — А братьев у меня нет.
Он посуровел:
— Тебе че, в падлу помочь?..
— В падлу падлам, а мне просто западло.
Гопник приоткрыл рот, соображая… дошло, что надо бы оскорбиться:
—
— Какой есть. Ты водку-то будешь брать? Я ведь и передумать могу.
Говоря так, я услышал на улице какой-то нездоровый шум — ну не иначе, парочка застукала очкарика, а он как пить дать Вику ждал, вот такой расклад…
Кассирша заметно побледнела. А в лице полудурка что-то прояснилось:
— Слышь, а ты… Точно! А я думаю, чего портрет знакомый! Ты ж в видеосалоне кино крутишь в парке?.. Да ты знаешь, кто я такой, дятел?! Я ж тебя переверну, да мы с пацанами…
Тут уже подзамкнуло меня. Если такие уроды хамеют и борзеют до беспредела, то…
— Да кто ты? Попрошайка. Держи мелочь свою, разговор окончен.
Я бросил деньги на прилавок.
Секунд пять он непонимающе смотрел на меня, видать, отказываясь признавать, что такое вообще на белом свете может быть. И похоже, в голове у него зашевелилась мысль, что оппонент не впустую так резко базарит, что есть у него на то основания, и можно отхватить полную панамку… да уж больно далеко зашло, и перед Викой давать заднюю — срам.
— Че?..
— Что слышал. Плати, говорю, и выметайся. Магазин закрыт уже, время.
Шум на улице стал каким-то совсем нехорошим. Вика побледнела сильнее, взвизгнула:
— Слава, давай рассчитывайся, я закрываюсь!
Зло искривив рот, Слава смахнул бумажки с прилавка:
— На, подавись, перхоть!
На его оскорбления мне было плевать — но он схватил бутылку за горлышко, явно намереваясь садануть мне по голове.
— Милиция!.. — в ужасе заверещала Вика, вряд ли соображая что-то — какая, на хрен, здесь милиция — просто, что вырвалось из глубины души, то и вырвалось.
Я уже хотел приложить мудака правым хуком в челюсть, не особо сильно, но чтобы встряхнуло лампочку — да в последний миг что-то испугался. И так поддатый, да еще, не ровен час, долбанется башкой об пол, вот будет история… И в один миг переменив маневр, я звезданул ему по балде мешком с яйцами — удар скорее моральный, чем физический. Конечно, яйца все мигом превратились в омлет.
— Я расплачусь, — сказал я перетрусившей Вике.
Балбес Слава, не ожидавший такого приема, обалдел, остолбенел, я вырвал у него бутылку, жесткой хваткой развернул спиной к себе, прихватив его правую руку борцовским «ключом». Не дав оторопевшему гопнику ни секунды, я привел его в движение под зад коленом, так что он башкой растворил дверь и под моим конвоем вылетел на улицу.
А там!..
Двое, конечно, уже «потрошили» очкарика, пугливо жавшегося, но как-то пытавшегося собрать присутствие духа. Цветы были безжалостно разбросаны по земле.
Я отпустил притихшему Славе руку и придал резкое ускорение теперь уже кроссовочной подошвой: уперся ей ему в жопу и р-раз! — стремительно распрямил ногу, как пружину.
Дурак полетел с крыльца, беспомощно размахивая руками, не удержал равновесие, пропахал собой мостовую.
Двое растерянно замерли, позволив «ботанику» отскочить в сторону.