Боец Демона-Императора
Шрифт:
Последние деньги за тритонью броню я ухнул на украшения для невесты — стоимость этого комплекта явно свидетельствовала о том, что куплена не бижутерия, а ювелирка. В ее поселок подарок отправил с курьером — мне объяснили, что так принято. Положено было видеть невесту лишь дважды — при сватовстве и на свадьбе. Выслушав эту изумительную новость, я понял, что о том, как мы с Моресной встретились, лучше помалкивать. С ума сойти — информация, что девушка перекинулась с женихом парой слов до того, как он пришел к ее родителям с брачным предложением, может повредить репутации.
—
— Понятия не имею.
— Ты что — не спросил?! Ну ты даешь! Это же очень важно! Тестюшка твой, небось, все лапки себе обтер до кости, что такого щедрого зятюшку заполучил, да еще и приданым не интересуется!
— Меня интересует девушка.
— Ты настолько влюбился?
— Уж как влюбился, так влюбился. Расскажи-ка мне, что за церемония? Как себя вести?
— Тут тоже все просто. Приезжаешь с друзьями, тебя у входа угостят закусками, которые приготовила невеста (а на самом деле, конечно, всей семьей стряпали). Вроде как чтоб ты решил, нужна ли тебе такая хозяйка. Потом проведут к невесте, покажут… Чтоб ты был уверен, что другую не всучат, — он похихикал. — А потом — сама церемония. Она принесет тебе клятву, потом ты должен будешь. Я тебе подскажу, что говорить.
— Но, например, что?
— Ну, что ты принимаешь ее, что обещаешь ей свои заступничество и заботу, что будешь с нею и будешь хранить ее и ее детей… Ну, словом, стандартно.
— Свободная форма?
— Что?
— Ну, говоришь, как хочешь, в каких хочешь выражениях, лишь бы смысл сохранился?
— В принципе да. Но лучше употреблять приличные слова.
Оба посмеялись. Смех был кстати — некоторое напряжение ощущал, похоже, не только я, но и Седар, и даже Альшер, приехавший из своего родного захолустья в столицу по делам и заодно поздравить меня. Приехал без супруги, объяснил, что она хотела быть, но занедужила. Я посочувствовал, и от обсуждения этого вопроса потихоньку перешли к семейной жизни вообще, беседа о которой заняла большую часть всего времени. Мы ехали в Мурмий все тем же дилижансом, и мои спутники в промежутках между болтовней о том о сем норовили бросить шуточку-другую на тему предстоящей свадьбы. Я отшучивался, пытался придумывать ответы поостроумнее, и на беспокойство о том, как все пройдет, уже не осталось времени и внимания.
И хорошо. Когда мы трое верхами въехали на главную улицу поселка, ощущение свадьбы, присутствовавшее здесь всюду, порадовало, но не заставило с ходу опасаться возможных промахов. Не успел я опомниться, как вопящие от восторга деревенские дети набежали на нас и, осыпав лошадей охапками полевых цветов и гостями риса, зароились вокруг. Я черпанул в кошельке горсточку монет, швырнул им — дети зашлись таким восторженным визгом, словно не ожидали ничего подобного. Кинулись расхватывать. Пока с моей стороны все идет, как принято в этих краях.
— Ну ты расщедрился, — с некоторой завистью протянул Седар, и я вспомнил, что он
— Да ладно тебе, — отмахнулся Альшер. — Это ж праздник. Что ты его одергиваешь.
— Вступит в совместную с женой жизнь без единой медяшки.
— Это уж как водится, — пробормотал я.
— Смотри, как бы она не мотанула от тебя в первый день после свадьбы. От расточительного такого…
— Чтоб дочь угольщика умотала от гладиатора с наградами? — проворчал Альшер. — Не смеши.
Меня поразили заборы, увешанные коврами или просто кусками цветных тканей, — можно было подумать, в этот день одновременно со мной и дочерью угольщика Нишанта свадьбы играло все население деревни. Однако, добравшись все-таки до дома будущего тестя, понял, что радоваться тут собираются только моему счастью. Народ табунился не у самой калитки, но поблизости, все разодеты праздничнее некуда, но с требованием денег, акробатических номеров, отгадывания загадок и прочих выкупных номеров полезть не попытались, хотя я мысленно приготовился к этому и заранее смирился со всем.
— О! — пробормотал за моей спиной Седар. — Так он местный богатей… Тогда еще ничего. Постыдится давать за дочкой хилое приданое, его ж односельчане засмеют.
— Откуда им знать?
— Ты забавный. Сразу после получения предложения и договора о свадьбе приданое в деревнях, да и в городах, бывает, тоже, вытаскивается и развешивается на всеобщее обозрение. Поскупишься — слухи пойдут. Не выдашь всего показанного — тоже пойдут. Словом, ему это не с руки… Спешивайся.
Я спрыгнул с седла. В калитке ждали, теснясь, тесть с кружками чего-то прохладного и теща с огромным подносом закусок и с испуганным лицом. Я первым было потянулся к подносу, но Альшер аккуратно сдвинул меня и схватил рулет из лепешки с ветчиной, сыром и какой-то зеленью. Кинул в рот. Промычал что-то одобрительное.
После чего попробовал и я. Изрядно перченое тут все. Оно и понятно — перец здесь вроде как необходимая приправа. Ее и в обыденной жизни на каждом шагу используют, но по праздникам — в большем количестве.
— Эй, не обязательно же все съедать, — пробормотал Седар, оттирая меня от подноса. Нишант протянул мне кружку, в которой оказалось отличное домашнее пиво, вмиг унявшее перченый пожар. Оставив спутников лакомиться, я зашагал по лесенке в горницу, где нарядные девушки, должно быть, подружки невесты, не сразу расступились, давая мне взглянуть на Моресну.
Она была одета во что-то очень нарядное, цвета весенней травы с блестящим красивым шитьем. На груди, руках, надо лбом — украшения, которые я подарил. Взгляд — и испуганный, и в то же время приветствующий надеждой, неуверенной радостью. Мне казалось, я протягиваю руку к чему-то лучшему, милому, веющему домашним уютом и теплом. Может быть, в этом сегодняшнем не было страсти, но был осторожный взгляд из-под ресниц, робкая ласка и желание понравиться, стремление построить все с нуля и так, чтоб было хорошо спутнику, а не только себе.