Боем живет истребитель
Шрифт:
С уходом старого комэска мне стало легче жить. Попадало мне от него часто, но не всегда заслуженно.
Как-то после окончания полетов все отправились в столовую, а я со стартовым нарядом остался сдавать наше немудреное имущество. К столовой мы подошли позже остальных. Встретивший нас старшина Кузнецов скомандовал:
– Кругом, марш!
Несправедливость была очевидной. Я к старшине, начал ему все объяснять. Тот злится, не дает слова сказать. И надо же было подойти капитану Друзю.
– За пререкание со старшим – пять суток гауптвахты! –
Вот так у меня снова появилось достаточно времени для размышлений. А они были не из приятных. Да еще навещавшие друзья подливали масла в огонь.
– Прав тот, у кого больше прав, – говорили они, выражая мне сочувствие.
Я не мог с этим согласиться, потому что уже успел узнать разных командиров и понял: все зависит от человека, наделенного, властью, от его личных свойств и качеств. Была уверенность: человек, севший не в свои сани, долго в них не продержится. Эта уверенность основывалась на той школе воспитания, которую я успел пройти. Отец мой, идеал честности и справедливости, учил меня никогда не кривить душой.
– Иначе не знать тебе людского уважения, а без него – жизнь не жизнь.
Эти же истины постигал я и от учителей, рабочих. И видел, что непорядочность, душевная глухота, черствость, мстительность, как правило, не прощались, не оставались безнаказанными.
Одного не знал я еще тогда, что такие люди, прежде чем сама жизнь выведет их на чистую воду, способны принести немало зла. Война и в этом отношении преподнесет мне весьма поучительные уроки.
Вторичный арест мог закончиться исключением из училища. Этого я больше всего боялся, переживал. Конец моим душевным страданиям положил капитан Богданов.
– Летать будешь, Скоморохов, – сказал он. – Все уладится…
Мы продолжали раскалывать тишину окрестных гор непрерывным гулом своих самолетов. Летали без ограничений, сколько могли – время торопило нас. Летали и пристально следили за всем происходящим на фронтах, в стране.
Здесь, вдали от кровопролитной войны, произошло событие, глубоко растревожившее нас, наполнившее наши сердца еще более острой ненавистью к фашистам.
Мы прочли очерк Петра Лидова «Таня», увидели снимок казненной отважной партизанки.
Мы читали очерк все вместе, переживали, вдумывались в каждую строку.
Таня! Где ты взяла силы, чтобы совершить столь высокий подвиг? Кто научил тебя такой отваге, стойкости, такому мужеству? Смог бы я поступить так, окажись на ее месте?
Такие вопросы задавал себе каждый из нас. И каждый находил ответ. Это чувствовалось в разговорах, в речах. на митинге, посвященном памяти партизанки Тани. Все говорили:
– Попадем на фронт-страшной ценой заплатят фашисты за ее гибель…
Некоторые давала клятву сбить не менее десяти самолетов. Я тоже мысленно дал себе такую клятву.
Смерть Тани пробудила к активной борьбе тысячи и тысячи юношей и девушек, людей старшего поколения. Я, обыкновенный простой парень, до сих пор мечтавший лишь
В это время пришло распоряжение – часть курсантов отправить в наземные войска. Мы понимали, что самолетов нет, а летчиков – в избытке, поэтому многие охотно изъявили желание пойти в пехоту, чтобы наконец сразиться с ненавистными оккупантами. Командование отобрало нужных людей и отправило их на фронт защищать Кавказ. Сборы и проводы были недолгими. Оставшиеся, в их числе был и я, желали отправлявшимся на передний край боевого солдатского счастья и возвращения в авиацию.
Вскоре пришли первые весточки от наших фронтовиков – они дрались смело и мужественно. Только вот не всем, кто хотел, довелось вернуться в небо – часть из них полегла на подступах к Кавказу, иные получили серьезные ранения и демобилизовались.
Как только наши товарищи ушли на фронт, нам сказали, что горючего нет, летать не будем всю зиму. И мы снова оказались вроде бы не у дел в столь суровое, напряженное для Родины время.
Правда, спустя некоторое время пришла весть, которая несколько успокоила и утешила: нам пообещали пригнать самолеты ЛаГГ-3, и мы приступим к изучению новой материальной части.
Нужно ли говорить, с каким рвением взялись мы за дело? Времени у нас было достаточно – разобрались в самолете и моторе до последнего винтика. Экзамены сдали блестяще. И не только по материальной части, но и по всем другим предметам.
Как нас выручали потом наши старания. Недаром говорится: знания – не камни, плечи не давят.
Экзамены сданы – ждем технику.
И тут новое указание: часть курсантов направить в запасный полк. Отбирают группу – меня в нее не включают.
Я спешу к командиру звена, тот – к начальнику штаба эскадрильи капитану Горобцу:
– Этого хлопца нельзя больше томить, пусть едет.
Повезло: меня включили в группу!
8 марта 1942 года я отправил праздничное поздравление с Международным женским днем Маше, матери и сестре и заодно предупредил, что мой адрес меняется.
Эшелон двинулся к Баку. Но до столицы Азербайджана мы не доехали – нас высадили на одном из полустанков. Здесь все было более благоустроено. Небольшой городок, хорошая столовая. Полоса – грунтовая. Но зато самолеты – ЛаГГ-3, МиГ-3, Як-7у.
Чувствовалось, что тут мы долго не задержимся. Запасный полк – последняя черта на пути к фронту. Скорей бы ее перейти!
К этому времени всему миру стало ясно, что пресловутый гитлеровский «блицкриг» провалился. Победа под Москвой, успехи наших войск на всех направлениях, крах фашистского замысла – овладеть Кавказом показали, что силы Красной Армии не истощены, она может не только обороняться, но и наступать.
Еще трудно было предугадать, как сложатся события дальше, но было ясно: война приняла затяжной характер.