Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи
Шрифт:
И все же отношения между ними были по-прежнему проникнуты недоверием, которое басилевс постарался развеять заранее: по его приказу повар не только приготовил изысканные блюда, но и доставил к столу сырое мясо, на тот случай, если гость откажется от яств, опасаясь попытки отравления. Его ожидания оправдались: Боэмунд, не притронувшись к угощению, велел раздать его окружающим (проверки ради) и потребовал, чтобы сырое мясо было приготовлено руками его собственных поваров. На следующий день, уверившись в том, что его подозрения оказались напрасными, он отправился во дворец, где Алексей попросил его «принести обычную у латинян клятву» [264] . Боэмунд согласился, поскольку «вообще был лжив по природе», подчеркивает принцесса, помня о событиях, произошедших спустя год после этой встречи, то есть о захвате Антиохии Боэмундом и его упорном отказе, несмотря на это соглашение, отдать город и его регион ее отцу. В силу такого анахронизма она описала все так, словно это предательство изначально входило в планы Боэмунда.
264
Анна
На мой взгляд, Алексей, напротив, полагал, что после всех этих торжественных соглашений он сможет в значительной степени рассчитывать на верность Боэмунда; со своей стороны, Боэмунд тоже готов был «служить» императору, поскольку надеялся осуществить с его помощью свои амбициозные планы. Их обоюдные обязательства не стоит принимать за чистейший маскарад. Подобные ритуалы на Западе обладали почти сакральной значимостью, и Алексей это знал. В противном случае он не добивался бы этой клятвы так настойчиво, а крестоносцы не выказали бы такой нерешительности и даже враждебности, прежде чем согласиться ее принести. К тому же не все они легко согласились на это. Танкред, к примеру, вместе с Ричардом де Принципатом ловко уклонился от клятвы, отправившись с основными силами норманнской армии в Вифинию; многие разделяли его предубеждение против греков, считавшихся изнеженными, продажными, трусливыми, коварными, лицемерными…
Не хотел приносить клятву и Раймунд Сен-Жильский, граф Тулузы. Этот, вероятно, самый богатый предводитель крестоносного воинства появился в виду Константинополя чуть позже. В пути он часто конфликтовал с сопровождающими его войсками императора. В Рузу он пришел через несколько дней после Боэмунда, которого хорошо приняли в городе. Местные жители, без сомнения, немало пострадавшие при снабжении норманнского войска, оказали Раймунду сопротивление: сначала начались драки, затем — вооруженные столкновения. Провансальцы, захватив Рузу, разграбили ее. Чуть далее, в Родосто, примерно 20 апреля, на них, в свою очередь, в отместку напали войска басилевса. Раймунд же покинул свою армию двумя днями ранее — в силу тех же причин, что и Боэмунд: император известил его о встрече в Константинополе. Граф Тулузский отправился в город с незначительным эскортом, узнав от своих посланцев, что Алексей желал бы с ним встретиться; послы, получившие от него деньги, уверяли графа в благорасположении басилевса. Другие предводители настаивали на том же:
«Эти посланцы говорили, что Боэмунд, герцог Лотарингский, граф Фландрский и другие предводители настаивают на том, чтобы граф вступил в переговоры с Алексеем по поводу путешествия в Иерусалим с тем, чтобы император, приняв крест, стал главой воинства Бога» [265] .
Басилевс во главе огромной греческой армии рядом с крестоносцами — вероятно, на это уповали исключительно латиняне. Историки справедливо сомневаются в том, что у Алексея действительно было такое намерение, как и в том, что он формально дал такое обещание. Будущее доказало это, и автор, зная об исходе событий, не преминул заранее осудить это «искусное и ненавистное коварство императора», не исполнившего того, чего от него ожидали.
265
Raymond d’Aguilers, ed. J. H. et L. L. Hill, Le «Liber» de Raymond d’Aguilers, Paris, 1969, p. 40; очень похожее обещание, данное на этот раз Алексеем, содержится в «Деяниях».
Итак, Раймунд, поддавшись дружеским уговорам, отправился в Константинополь почти один, не утратив, однако, враждебных чувств к императору, возникших в результате трудностей во время путешествия. Просьбу басилевса он категорически отклонил. Описание этой встречи Раймундом Ажильским имеет важное значение, поскольку хронист вникает в суть требуемых и заключенных обязательств:
«Император попросил графа принести ему оммаж и присягу, как сделали это другие предводители. Граф возразил: он прибыл сюда не ради того, чтобы поменять своего сеньора, и не ради того, чтобы служить другому своим оружием, — если только это не тот Господин, ради коего оставил он свои земли и добро своих отцов. Однако ежели сам император отправится в Иерусалим с войском, граф отдаст ему всех своих людей и имущество» [266] .
266
Raymond d’Aguilers. P. 41: «postulat imperator a comite hominum (hominium) et iuramenta, quae ceteri principes fecerant…»
От такой просьбы император уклонился: его империи, сказал он, угрожает слишком многое, а посему он не может принять личное участие в таком путешествии вместе с «паломниками». На том они и остановились, однако в этот момент Раймунд Тулузский узнал о нападении на его армию под Родосто. Решив, что его предали, он потребовал у басилевса сатисфакции [267] . Тогда условлено было вынести это дело на третейский суд, и «заложником» назначили Боэмунда. Это был плохой выбор, ибо дело приняло для Раймунда дурной оборот, как крайне лаконично сообщает Раймунд Ажильский.
267
Raymond d’Aguilers. P. 42; Tudebode. P. 46 sq.
Что же произошло? Норманнский Аноним, как и Петр Тудебод, немного проясняют ситуацию. Главную роль на этом «суде» сыграл Боэмунд: будучи заложником, переданным для своего рода гарантии Раймунду, он, напротив, встал на сторону Алексея, тогда как раздосадованный «истец» «обдумывал, какому наказанию можно подвергнуть императорское войско».
268
В отличие от Шепарда (Shepard J. When Greek… P. 207), я не думаю, что Боэмунд, у которого было под рукой собственное войско, к тому времени находившееся далеко от Константинополя, обязался в данном случае принять командование греческими войсками и выступить против Раймунда: речь шла о «дипломатической» угрозе, а не о немедленном вмешательстве.
И вновь, без сомнения, мы сталкиваемся в тексте с пропагандой, призванной подчеркнуть самое что ни на есть преданное отношение Боэмунда к Алексею, а также напомнить, сколь враждебные чувства изначально испытывал к басилевсу (и без вмешательства норманнского вождя продолжал бы испытывать) граф Тулузский, будущий противник Боэмунда в Антиохии, который впоследствии примкнул к императору. Однако один факт невозможно отрицать, поскольку о нем упоминает сам Раймунд Ажильский: «заложником» выбрали именно Боэмунда, что означало доверие к нему обеих сторон. То, что Раймунд надеялся обрести в нем союзника, более чем вероятно, особенно если учитывать прежние деяния Боэмунда. Но Алексей? Его согласие свидетельствует об уверенности басилевса в том, что он может рассчитывать на Боэмунда. Дальнейшие события оправдали выбор императора: Раймунд, должно быть, признал себя побежденным, освободив «заложника» Боэмунда. Однако от принесения оммажа граф все так же категорически отказался, несмотря на давление со стороны Алексея и других предводителей похода. В этом Раймунд Ажильский и Аноним полностью сходятся:
«Граф, последовав совету своих, поклялся Алексею жизнью и честью, что не будет сам и не даст другим посягать на него. А когда его призвали принести оммаж, он поклялся, что не пойдет на это, даже если жизнь его будет в опасности» [269] .
Басилевс не настаивал, удовольствовавшись такой клятвой, которая была не чем иным, как пактом о ненападении. «Вот почему император был к нему не столь щедр», — комментирует Раймунд Ажильский.
Зато великодушие и щедрость были проявлены императором к Боэмунду и ко всем тем предводителям, которые по его примеру принесли Алексею клятву верности. Решающая роль Боэмунда очевидна, ее подчеркивает даже не особо благоволивший к нему Альберт Ахенский. Так, Роберт Фландрский, «узнав о добром согласии Боэмунда и герцога с басилевсом, тоже заключил соглашение и стал человеком императора» [270] ; как и его предшественники, он счел достойным принять богатые дары. Роберт Нормандский и Стефан Блуаский, в свою очередь, не возражали против оммажа и были щедро одарены Алексеем [271] .
269
Raymond d’Aguilers… P. 42; Деяния франков… С. 158; Tudebode… P. 47. Foucher de Chartres. Historia Hierosolymitana, I, c. 9 // RHC Hist. Occ. III. P. 332.
270
Albert d’Aix, II, c. 19. P. 313: «…audita concordia ducis et Boemundi, cum imperatore, foedus iniit, homo illius factus».
271
В письме к своей супруге Адели Стефан Блуаский главным образом восхваляет богатство басилевса, а также проявленную к нему благосклонность Алексея и его щедрость, см.: Lettre n 4: Epistulae et chartae ad historiam preumi belli sacri spectantes… / H. Hagenmeyer. (Die Kreuzzugsbriefe aus den Jahren 1088–1100). Innsbruck, 1901. P. 138 sq.
Но было ли всего этого достаточно, чтобы добиться верности от столь недоверчивого и амбициозного человека, как Боэмунд, при этом предложив ему играть главную роль в переговорах? Анна Комнина верит в это или хочет уверить нас в этом, когда подробно рассказывает о сцене «подкупа» норманна: басилевс распахнул перед ним двери зала, наполненного богатствами — дорогими одеяниями, золотом и серебром. Покоренный увиденным, Боэмунд воскликнул: «Если бы у меня было столько богатств, я бы давно овладел многими странами!» [272] Опасное признание насчет своих намерений… Тем не менее норманну пожаловали все эти сокровища, и он принял их, преисполнившись радости. Но когда чуть позже их доставили в его резиденцию, он, возмутившим таким «презрением» к нему со стороны императора, надменно отказался от них. Однако затем снова передумал и все же забрал подаренное. У принцессы, разумеется, есть готовое объяснение такого поведения: жадность и «непостоянство, отличавшее латинян», доведенные у Боэмунда до крайности. К тому же, продолжает она, целью его было не поклониться Гробу Господню, как он утверждал, а «добыть себе владения и, если удастся, даже захватить трон Ромейской державы — ведь он следовал заветам своего отца. Но пустив, как говорится, в ход все средства, он сильно нуждался в деньгах» [273] .
272
Анна Комнина. Указ. соч. С. 290.
273
Анна Комнина. Там же.