Боевая молодость
Шрифт:
Я давно не пил вина. В голове шумело. Мне хотелось спать. «Не раскисай!»
— Завтра я увижу Андриевского?
Она покачала головой. Глаза ее сузились, что-то змеиное появилось в облике.
— Он мне срочно нужен. Почему он не взорвал мост при нашем наступлении? — Я ударил ладонью по столу и постарался строго посмотреть на нее. — Он сорвал всю операцию по взятию Екатеринослава. После взрыва моста наши должны были возле Александровска форсировать Днепр и двинуть на город. Он не отрезал город. Почему? Кто виноват?
Она вдруг расхохоталась.
— Послушайте…
— Не имеет значения, — сказал я.
— Не доверяете мне? — усмехнулась она. — Да послушайте: я давно уже не глупая гимназистка! Что вы изучаете меня, следите за мной! Я же вижу! Где мой револьвер?
Я положил револьвер на стол. Она сунула его в сумочку, которую спрятала в большую хозяйственную сумку.
— Конспирация, — покачал я головой. — Вам бы маленький дамский браунинг.
— У меня был. Андриевский ваш забрал перед отъездом. Испугался, я натворю чего-нибудь. А я у дяди нашла новый. Ведь каждую минуту я ждала ареста. Вы слышали про чека? Просто так я бы не сдалась. Рассчиталась бы, а потом себя.
— Гавронский не выдаст? — спросил я. — Он же в чека, вы знаете? Мне мать его сообщила.
— Гавронский ничего не знает. Он не в организации. Андриевский прежде где-то встречался с ним в дорогих кабаках. Гавронский проиграл ему много. Жених!
— Ваш?
— Да. Из-за меня и согласился подержать у себя Гоголя.
«Лидия!» — мелькнуло в моем мозгу. Мать умерла, отца убили и Василька тоже. А Гавронский — жених! Она — Лидия! Но какова ее роль? И зачем в томике Гоголя зашифрован адрес ее дяди и врача Золотарева? Возможно, она и не знает об этом, сделал так Андриевский. А дядя знает об организации?
— Да скажите мне, — услышал я шепот, — чем все кончится для нас? Будет какое-нибудь задание или через фронт уйдем?
Вот что сверлит ее мозг!
— С кем из ваших я могу здесь встретиться? — спросил я.
— Да не ловите вы меня! — воскликнула она. — Вы же отлично знаете: я не имею права назвать вам ни одного адреса! Даже сам Врангель прибудет, я не скажу. Иначе завтра же я получу пулю. Будто вы не знаете Андриевского!
— Мне он нужен.
— А я не знаю, где он… Но скоро я стану свободной!.. Я знаю адрес одного человека в Харькове, ему я должна принести томик Гоголя. Человек сведет меня с капитаном. Я расскажу о вас и — свободна!
— Как свободны? — строго и с удивлением спросил я.
— Из этого дома уйду. В любом другом месте смогу жить. Все. — Она потянулась. — Я спать хочу. Вы уже спите. Посмотрите на себя. Господи! — Она встала, быстро поцеловала меня, убежала в комнаты.
Я сидел. Сон будто рукой сняло.
— Василек! — позвала она меня. Она уже стелила мне на диване в гостиной. — Я буду звать вас Васильком. Хорошо? — Она смеялась. — Вы очень похожи. Он такой же был стройный и красивый. Он был настоящим офицером. Когда мне ехать в Харьков? Вот это от вас зависит. Когда?
— Я вам скажу завтра. Или послезавтра скажу. В городе у меня есть одно дело.
— Не
Я насторожился, присмотрелся к одному из окон.
— Да не бойтесь вы, никого там не может быть. Пират мигом учует! А у меня и сон пропал! Ха-ха! Знаете, Василек, выпьем еще вина? Такой день, такая ночь! Будем кутить. И пошли все к чертям!
Она принесла вазы с яблоками и с печеньем, вино в графине и высокие рюмки. Скрылась в спальне и вернулась с гитарой.
— Прикрутите, Василек, фитиль в лампе…
Как она пела! Она спела «У камина», «Отцвели уж давно хризантемы в саду», «У вагона я ждал». И под конец любимые свои: «Вот вспыхнуло утро, румянятся воды», «Белой акации гроздья душистые». Она пропела их дважды. Вдруг заплакала, бросила гитару и убежала в спальню. Я посидел, с трудом встал, разделся. Сунул пистолет под подушку и лег, положив руку на пистолет.
«Дело сделано, — думал я, — должно быть, капитан запретил ей открыть свое настоящее имя… Хорошо… Капитан… Доберемся мы до тебя…»
В доме было тихо. Лампу я не потушил. Слабый ее свет освещал стол, небольшой круг пола. Тикали часы. Вдруг я услышал какой-то шорох. Где? Я приподнялся на локтях. Лидия слабо вскрикнула в спальне и тут же появилась в гостиной в одной рубашке. Лицо ее выражало испуг.
— Что такое? — произнес я, держа руку под подушкой, и сел.
— Мне страшно, Василек, — шептала она. — Второй наган я храню под матрацем. Он лежал с правой стороны, у самого края… И взведен всегда был, Василек… Кто-то был днем в доме, Василек… С левой стороны лежит, курок спущен. А ведь спальню я запираю! — Она вздрагивала.
Я понял, что ребята наши днем пошарили в спальне.
— Успокойся. Со мной не бойся… Пират же молчит.
— Я не пойду туда. Я посижу здесь.
— Сиди. Будь со мной. Успокойся.
Проснулся я в полдень. Солнце заливало гостиную. Лидия спала. Голова ее лежала на моей руке.
Ночью она открылась мне. Как я и догадывался, она не Ксения, а Лидия Золотарева. Отец ее из дворян, окончил в свое время Николаевское кавалерийское училище. На германском фронте командовал полком донских казаков, заслужил Георгия, шашку в серебряных ножнах. После ранения его назначили начальником Новочеркасского кадетского корпуса. Гимназисткой Лидия мечтала о женских курсах в Киеве, хотелось и актрисой быть. Красные разрушили все ее мечты. Осенью прошлого года она уехала из Новочеркасска к дяде в станицу Кореновскую. Там впервые увидела Гавронского, Андриевского. В начале июня Андриевский опять был в Кореновской. Он и рассказал, что в боях за город почти полностью была уничтожена дроздовская дивизия и отряды Кадетского корпуса, которыми командовал отец Лидии. Отец погиб. А мать ее при наступлении красных уехала в Екатеринодар, где умерла от тифа. Тогда же Андриевский поведал ей и о гибели Василька.