Боевой 1918 год
Шрифт:
После чего, было посещение лазарета. Морячки поглядели на своего бессознательного "братишку" (того уже прооперировали, но доктор не давал никаких гарантий). Мельком глянули на остальных. Потоптались. Всучили врачу несколько купюр, с наказом заботиться о болезных получше и всей компанией убыли.
Лапин же, потянул нас всех в местный штаб. Хотя что я – "штаб, штаб". Наверное, по привычке. Как еще называть место, где местное военное начальство тусуется? Реально же, здесь когда-то располагалась мелкое госучреждение. Служащие разбежались, но от них осталась пишущая машинка и большой стол. Еще был сейф в углу, но от него не было ключей, поэтому железный ящик просто выполнял роль детали интерьера. Связь с внешним миром,
Прежде чем, комиссар начал знакомить Ненашева с комендантом, я потребовал Лапина выписать еще один документ. После чего, мотнул головой приглашая своих людей на выход. Там, расположившись на завалинке, закурили и я, глядя на сбитые каблуки и покоцаную кожу сапог своего воинства поинтересовался:
– А кто у нас наиболее хозяйственный и домовитый? Кто и торговаться умеет и достать чего-нибудь интересного, даже если этого, вроде, как и не найти?
Личный состав переглянулся и подумав, сознался что хозяйственные они все, но до определенного предела. А наиболее продвинутый, это Демид. Покивав, я встал и сказал:
– Тогда слушай приказ.
Тут меня удивила реакция мужиков. Вот только что они сидели на бревне с цигарками. А в следующую секунду уже выстроились короткой шеренгой. И от "козьих ног", дымка не видно. Даже студент, подавшись общему порыву, замельтешил лапками и через пару секунд пристроился замыкающим. М-да… что значит выучка. Удивленно дернув подбородком, я подошел к Носову и протягивая ему несколько купюр пояснил:
– В общем так, Демид Трофимович. Как наиболее продвинутый в этом вопросе, временно назначаешься главным по снабжению. По одежке, мы уже в Ростове будем думать, а сейчас, надо продуктов получить на нашу группу. Ну и дополнительно прикупить на сегодня пожрать, да и в дорогу с собой взять. Постараться найти казан, чайник, кружки ложки, миски. В общем, сам прикинь, что понадобится.
Носов ухмыльнулся:
– Ну дык, это у нас все есть. Разве что, продукты не помешали бы… Или у вас посуды нетути?
Я задумался:
– У нас есть. А вот на комиссара, возьми на всякий случай. И… ты грамотный? – собеседник кивнул, даже как-то обиженно – Ну извини. Вот тебе бумага, по ней в штабе пайку должны выдать, на отряд Чура. Но я бы, особо не рассчитывал. По-моему, у них там, шаром покати и кроме крупы нифига нет. Поэтому и деньги дал. У торговцев что-нибудь приобрести.
Демид кивнул, и я обратился к нашему единственному ефрейтору, Поликарпу Окуневу:
– Пойдете вместе. Так… на всякий случай.
А когда добытчики удалились я, глядя на студента, ухмыльнулся. Видно, было что-то в моей лучезарной улыбке, так как Бурцев задергался и кажется, решился сбежать. Но поймав его за воротник, обратился к усачу:
– А тебе Федя, самое ответственное задание. Вот видишь, молодой, необученный – встряхнув Серегу, зримо обозначил предмет разговора – Его необходимо привести "к нормальному бою". Недели за две-три. Захочет убежать, что же… держать не будем. Но если он с нами останется, то надо из него сделать человека.
Студент, весь в дурных предчувствиях, возопил:
– Товарищ Чур, вы что? Не надо из меня никого делать! Я и так человек!
Я лишь ладонью повел, показывая безнадежность пациента. Но Федор ободряюще улыбнулся и принимая поникший груз, сипло произнес:
– Нешта… и не таких в чуйства приводили. Сделаем!
– Да Федь ты еще учти, что он тонкий интеллигент. Студент-юрист. Романтик-революционер. Это значит, такие завихрения в башке, что я его только чудом не удавил. Так что, целиком полагаюсь на твой опыт… – и переведя взгляд на Бурцева серьезным тоном добавил – А ты Сергей понял? Ты, сам захотел остаться со мной. Поэтому Потапова слушаться во всем! Единственная
В общем, толкнув руководящую и направляющую речь, оставил подчинённых, а сам двинул обратно к Лапину решать нерешенные дела.
Поезд катил настолько неторопливо, что казалось, будто, побеги я рядом, то точно обгоню состав. Но лучше, пускай, плохо и медленно ехать чем быстро бежать. Тем более что ехали мы вовсе даже не плохо. Да, вагоны – битком. Да, еле тянемся. Но ведь едем же? И пусть нас набилось в одно… э-э-э как бы это назвать? Ну пусть будет купе, девять человек. Но зато все свои. Я, пятеро моих людей, комиссар, да двое не примкнувших дембелей. Так что – едем.
Плюс, вокруг было много интересного. И пыхающий паром паровоз, от которого даже через закрытое окно, довольно сильно воняло гарью. И сам вагон, с компоновкой, типа наших плацкартных, но короче. Зато, с тремя парами колес. То есть, две пары по краям и одна посередине вагона. Выглядело это очень необычно. Внутри, все деревянное, с вкраплениями латунных деталей. Паропанк мля…
Панк, потому что грязновато. В саже все. Не то чтобы густо (видно, что протирали) но в саже. Самая занюханная электричка современности – это образец чистоты. Ну и пассажиры добавлению грязи активно способствуют. То есть, плюнуть на пол, или уронить и не подобрать мусор, это вообще в порядке вещей. Самое же смешное, что все постоянно что-то ели. Я-то думал, будет как в фильмах – народ сидит, вцепившись в чемоданы с узлами и настороженно зыркает по сторонам. А туда – сюда по вагону ходят патрули и редкие вкрапления налетчиков. Фиг там. Люди, невзирая на пол, возраст и социальное положение, едят, общаются, спорят. В конце вагона, даже гармошка пиликает. Проверяющих еще не видел. Бандитов тоже. Радует, что в вагоне курить не дают, а то бы точно задохнулись. Все культурно ходят в тамбур. Воздух, правда, от этого лучше не становится. Ну так, столько народа набилось. И окно не откроешь – тут же дыма от паровоза нанесет. Да и выстудит все.
В конце концов, поерзав на жесткой лавке я привалился к плечу соседа и начал прикемаривать, попутно обдумывая вчерашний разговор с Лапиным. Вечером, мы активно общались, а когда возникла пауза, он меня подколоть что ли решил, спросив:
– Чего, такой задумчивый стал? Заботы гложут?
Ну я, так же в шутку, ответил:
– Забота наша такая, забота наша простая, жила бы…
И тут вдруг, выпучивший глаза Кузьма, подхватил:
– Жила бы страна родная и нету других забот! И снег, и ветер, и звезд ночной полет. Меня мое сердце, в тревожную даль зовет.Тут уж я охренел, потому что считал, что эта песня, годов семидесятых. Ну максимум, шестидесятых. Но никак не времен революции! [5] Хотя, если ее сейчас поют, то наверное, просто ошибаюсь.
А Михалыч, закончив солировать, принялся тыкать в меня пальцем, говоря:
– Вот! Вот! Я так и знал! Знал, что ты наш товарищ! Когда еще в степи с тобой разговаривал. Я тебя подначивал, а ты ведь, все аргументы именно нашей фракции приводил! И про построение социализма в отдельно взятой стране! И про невозможность, на теперешний момент, мировой революции! Да и про другое, тоже! А теперь еще и песня, о людях будущей России!
5
Стихи Л. Ольшанина 1958 г.