Боевой вестник
Шрифт:
— Я десница короля. У меня другие обязанности и нет родственников, которым я бы мог доверить управление ленным владением. Да не в том дело, Хлодвиг. Хотел бы землю, так, быть может, и попросил бы. Но безродный я, как ни круги. По мне — наплевать. Своего происхождения не стыжусь. Но как вся знать на меня смотрит? И еще, коль узнал бы твой отец тогда, да ее отец, о связи нашей, то она обесчестила бы свой родовой дом, а я лишился бы головы. Даже заступничество твоей матери, великодушной королевы Эолинн, не спасло бы мою башку от топора да пики. Больно ли было мне отказаться от своих чувств к Анриетте? Конечно!
— Однако она весьма неприветлива к тебе, как я замечал. Уж не оттого ли, что ты отказался от нее много лет назад и не стал бороться за ее руку?
— Бороться? С кем, Хлодвиг? С твоим отцом? С тобой? Ради чего? Чтобы лишить ее будущего? Она несчастлива с тобой? Она тебя не любит? Не верю.
— Любит. Возможно. Только вот, ты и сам знаешь… Сколько раз было. Приходит знатная дама с прошением: дескать, дозволь, государь, расторгнуть брачные узы, ибо немощен муж в постели. И приходят свидетельницы, которые удостоверились в немощности ее мужа. Ну, я разве откажу? Закон в таких случаях позволяет расторгнуть брак. Но потом я несколько дней стыжусь в глаза Анриетте взглянуть. Она ведь не может по этой же причине от своего мужа уйти. Ибо, как я уже сказал, королевы не уходят от королей. Они могут только овдоветь. Я люблю ее и счастья ей желаю, но ничем помочь не могу. Я стараюсь, уж как боги дали. И книжек всяких про это дело, да еще с картинками, перечитал. И вроде могу доставить ей радость на любовном ложе, но это все равно не то. И наследников у меня более быть не может. Потому и думаю часто, а не лучше ли было, чтоб она с тобой тогда и осталась.
— Это плохо бы кончилось и для меня, и для нее. К тому же мы отправлялись на войну. И ты, и твой брат Горан должны были зачать детей перед походом, чтобы династия не прервалась в случае вашей гибели. Таков закон. Хватит уже об этом.
— Думается мне, она считает, будто когда-то ты обменял ее на свой титул и рыцарство. — Хлодвиг покачал головой.
— Это она тебе так сказала? — воскликнул Вэйлорд.
— Нет, дружище. Но мне так кажется. С чего бы ей много лет таить обиду на тебя?
— Забери тебя тринадцатый, государь, умеешь ты настроение испортить.
— Можно подумать, волчья душа, до сего момента оно у тебя радужное было. Останови повозку. Мне облегчиться надо.
Вэйлорд так и сделал. Король спешился, с удовольствием разминая затекшие от долгого сидения плечи, и двинулся в лес.
— Постой, государь! — окликнул его Нэйрос. — Я с тобой!
— Дружище, я, конечно, понимаю, что ты моя правая рука. — Хлодвиг обернулся, усмехаясь. — Но в таких делах я предпочитаю справляться своими собственными руками. И не ори так, что я государь, прошу тебя.
— Да кто здесь услышит? Птицы в ветвях? Мне надлежит охранять тебя.
— Вот упрямый какой… Я в твоем присутствии и капли из себя не выдавлю. Не волнуйся, еноты лесные меня не похитят.
— Возьми хотя бы меч! — Вэйлорд отодвинул сено, которым была наполовину загружена
— О боги, ни единого мгновения покоя! — фыркнул король.
Он вернулся к телеге и, взяв меч, отправился в лес.
Вэйлорд подвел лошадь к сочной зеленой траве, дав ей возможность немного утолить голод, и постоял, вслушиваясь. Но ничего нового не услышал. Все так же фыркала старая лошадь, чирикали птицы в кронах деревьев, шелестевших негромко от ленивого ветерка, что внизу совсем не чувствовался. Вскоре, однако, с южной стороны послышался скрип колес другой телеги.
Тележка была совсем крохотная, с парой грубых цельнодеревянных колес на единственной оси. Ее тянул угрюмый мул с большущими ушами и грустным взглядом. Человек в тележке выглядел не менее удрученным: пожилой бедняк в тряпье сидел, всхлипывая и потирая лицо, на котором даже издалека были заметны ссадины и кровоподтеки.
— Остановись, добрый человек! — окликнул его Вэйлорд, когда тот проезжал мимо, боязливо косясь на королевского десницу, одетого простолюдином.
— Чего тебе надобно? — раздраженно бросил старик.
— Что приключилось с тобой? Отчего ты такой побитый? — Нэйрос подошел к нему.
— Тебе какое дело?
— Ну, видимо, есть дело, ежели спрашиваю. Ты едешь с севера. А мне ехать на север. Что за напасть меня там поджидает?
— Латники, чтоб тринадцатый поимел их матерей!
— Латники? Что за латники?
— А мне почем знать? Да только не по дороге Эвера они едут, можешь не тревожиться! На лесной тропе я с ними столкнулся, где ветки собирал для очага! Видите ли, не слишком расторопен был, освобождая им дорогу! Тропа-то узкая! Собаки паршивые! — восклицал человек, едва не плача.
— И как давно?
— Да не знаю, как давно! Милю уже, наверное, проехал от того места. Вообще с лесной тропы ушел, глаза б мои не видели паскудников этих!
— И много их?
— Больше двух дюжин, наверное. Не успел, знаешь ли, сосчитать, пока они мне тумаки давали и последними словами полоскали, вместе с их мерзким хозяином.
— Что за хозяин? — Вэйлорд нахмурился.
— Да лорд же, мать твою! Неужто не понятно? Только не местный это лорд! Из другого феода!
— Как лорд тот выглядел? — продолжал задавать вопросы Вэйлорд.
— Да к чему тебе все это, бродяга, а? Пойдешь да заступишься за меня? — беззубо засмеялся старик.
— Тебе трудно ответить? Каков был лорд? И латники его пешие или всадники?
— Как сука! Вот каков! Волосы длинные и черные! И усища такие, густые и вислые! И голос, будто сам тринадцатый пердит, гром и молнии пуская! Вот! А пеших нет среди них! Все на конях! И молнии у них на щитах! У латников! Перекрещенные молнии! Белая и красная, на черном поле!
— И они на юг направляются?
— Верно. Но только лесом. Можешь не страшиться их встретить.
Вэйлорд извлек из кошелька на поясе медную монету и протянул старику:
— Благодарю за разъяснения. Ступай с миром, добрый человек.
— Да пропадите вы пропадом, с этим вашим миром, — огрызнулся старик, однако монету принял.
Мул двинулся дальше на юг, и Вэйлорд какое-то время провожал его взглядом.
— Две скрещенные молнии? — послышался за спиной голос Хлодвига. — Белая и красная на черном поле?