Боевые дельфины

Рощин Валерий Георгиевич

Конфликт угасает сам собой. Сумевшие обуздать свои эмоции парни оттаскивают с поля боя раненых; я возвращаюсь к Эльвире.

* * *

Яркое солнечное утро. Легкий бриз и ласковый шелест волн.

Нас трое: Эльвира, Яшка и я. Дельфина нет, как и надежды на его появление. Мы успели разок искупаться; лежим, пытаемся согреться в холодных лучах низкого утреннего солнца. И в несерьезной манере рассказываем друг другу о личной жизни. Причем генерирует данную тему Эльвира, а я лишь пытаюсь шутливо отбиваться.

– …Да

ладно, надо веселее и проще смотреть на жизнь, а не заморачиваться на условностях, – подначивает меня девушка.

Улыбаюсь и я:

– Интересно, где и при каких обстоятельствах ты вывела эту теорию?..

…Прощаясь вчера, мы договорились с Эльвирой встретиться в девять утра на том же месте. В восемь сорок пять я уже торчал неподалеку от длинного рыбацкого пирса и очень удивился, увидев Яшку, уверенно ведущего за руку девушку. Признаться, я ожидал, что ее привезет мама, а тут… В общем, молодой орангутанг здорово вырос в моих глазах.

– Где и при каких обстоятельствах? – смеется она. – Когда поступала на зооветеринарный факультет, пришлось заполнять кучу заявлений, анкет, подписных листов и прочей лабуды, которые мне зачитывала подруга. Почему-то подумалось: половину из них никто и никогда не прочитает. Помню, в одной анкете был вопрос: «Расскажите о себе».

Незаметно усмехаюсь: ну-ка, ну-ка? И что же ты ответила?

– Недолго думая, я написала: «Пацифистка. Без ума от пломбира в шоколаде». И буквально через пятнадцать минут беседовала с каким-то серьезным дядечкой по поводу этих строк.

Не могу удержаться от смеха. Ей богу, мне начинает нравиться ее свободолюбивый ум и независимый характер.

– А что ему не понравилось? Пломбир или ненависть к войне?

– Кто ж их, больных, разберет? Им доктор нужен. Настоящий человеческий доктор.

– Это точно…

Около одиннадцати Яшка вдруг перестал лопать мороженое и заволновался.

Приподнимаюсь на локте и смотрю туда, куда указывает длинная рука, покрытая редкой рыжей шерстью.

Медленно взрезая зеленоватую воду, к берегу приближается спинной плавник афалины.

– Эльвира, приготовь шприц побольше.

– Он приплыл?! – оживает она.

– Приплыл. Но опоздал, негодник…

Яшка забирается на руки к Эльвире, и мы заходим с ней в воду по пояс – встречаем пациента. Подплыв, тот трется боками о наши ноги, подставляя черную блестящую спину с острым плавником. Круглая ровная дырка посередине плавника по-прежнему привлекает мое внимание. Эльвиру я вчера успокаивал, придумывая какие-то нелепицы о торчащей из дна арматуре, однако самому мне мало верится в эту чушь.

Август слабоват – движения вялые, экономные. Будто заглаживая свою вину за вчерашнюю шалость с ударом хвоста, он чешет свой выпуклый лоб о мою коленку…

Порадовавшись встрече, мы идем к берегу. Пациент послушно следует за нами, словно понимая необходимость

продолжить начатый днем раньше курс лечения.

На берегу девушка присаживается к чемоданчику и готовит пару инъекций. Я же несусь на пирс к знакомым рыбачкам за порцией свежей рыбы – сам дельфин пока еще не в состоянии добывать ее в нужном количестве.

Поздний вечер.

Весь день мы провели на пляже возле дельфина, лежащего на мелководье и терпеливо сносившего прописанные молодым ветеринаром процедуры. С аппетитом закусив свежей рыбкой в третий раз подряд, Август приободрился, ожил и даже пробовал заигрывать с нами и Яшкой.

Уплывал он степенно и без резких движений, на пару минут задержавшись у середины рыбацкого пирса. Потом исчез за волнами, после чего Эльвира долго стояла по колено в воде и смахивала бегущие из-под темных очков слезы.

– Наверное, он больше не вернется, – говорит она по дороге домой.

– Всяко возможно. Я где-то читал, что животные помнят наши добрые поступки до конца жизни.

– Это правда. Это действительно так…

Полночь. Мы прощаемся около дома Эльвиры.

Яшка оседлал перила и самозабвенно доедает купленный по дороге апельсин. Девушка стоит на первой ступеньке лестницы, ведущей на веранду второго этажа. Там – на втором этаже старого добротного дома она живет со своей мамой.

Эльвира грустна, молчалива и не торопится подниматься наверх.

– Можно я посмотрю на твое лицо? – шепотом спрашивает она.

– Можно, – соглашаюсь, не успев толком понять, как она сбирается «смотреть».

Теплые ладони с тонкими пальчиками нежно прикасаются к моим волосам, колбу; скользят по щекам и подбородку…

– Ты симпатичный, – смущенно говорит Эльвира. И добавляет, коснувшись ладошкой предплечья: – И сильный…

Хочу ответить ей в том же духе – дескать, она не просто симпатична, а красива, но взгляд неожиданно приклеивается к плывущим в темноте огонькам автомобильных фар. Плывут они как-то странно: то останавливаются и выжидают, то продолжают движение по узкой улочке, на которой живет Эльвира.

Кто это? Подвыпивший гуляка, заплутавший в ночной Анапе? Или вновь прибывшая на отдых семья подыскивает халабуду для ночлега? А может быть, кто-то из нокаутированных пареньков решил взять реванш?..

В любом случае пора прощаться с девушкой. А там как-нибудь разберемся.

– Спокойной ночи, – легонько сжимаю ее ладонь.

Она встает на цыпочки, касается губами моей щеки и, позвав Яшку, спешит по лестнице вверх.

Топаю к трассе в надежде поймать попутку и добраться до «Витязя». Время позднее, освещение на улицах Анапы откровенно убогое, поминутно приходится поминать недобрым словом товарища Агапова. Однако автомобили по трассе еще бегают, и благодаря этим уплывающим огонькам легко сориентироваться.