Бог Боли
Шрифт:
Лишь несколько фонарей украшают укромный переулок, расположенный в самой малонаселенной части острова.
Именно здесь Лэндон начал доставать меня до смерти. Он каким-то образом столкнулся со мной через наши общие поганые желания и с тех пор не оставлял меня в покое.
Зная его, он, вероятно, охотился за мной, как за тем гадом, которым он и является.
Вышибала клуба пропускает нас внутрь с улыбкой и реверансом. Мы, вероятно, самые молодые члены клуба, но самые безжалостные.
И
— Что у вас есть для нас? — спрашивает Лэндон, в его голосе звучит чистый садизм.
Он и есть садист.
Я просто животное.
Мужчина в смокинге улыбается с проницательностью сутенера.
— Есть два члена клуба, которые, я думаю, придутся вам по вкусу. Комната девять. — Он передает ключ моему кузену, который сует ему столько денег, что глаза-бусинки мужчины светятся в темноте.
Мы идем по темно-красным коридорам, наши шаги почти не создают шума на ковре.
Моя кровь бурлит от обещания причинить боль.
Много боли.
Достаточно, чтобы заглушить боль, гноящуюся внутри меня.
Лэндон открывает дверь, и мы проскальзываем в комнату с красным освещением.
Две обнаженные девушки стоят на коленях на ковре, ошейники из черной кожи, головы склонены, руки скованы черными наручниками, на шее у каждой висит кляп, ожидающий, когда его засунут на место.
Хлысты, трости и цепи украшают обе стороны комнаты, поблескивая в красном свете, и все они доступны для нашего использования.
— Добрый вечер, дамы. — Лэндон подходит к брюнетке и проводит большим пальцем по ее челюсти. — Ты готова к веселью?
— Да, пожалуйста, — мурлычет она.
Ее подруга, стройная блондинка, которая старше меня по крайней мере на пять лет, облизывает губы, глядя на меня.
Она прекрасна и будет еще более изысканной, когда я выгравирую свои шрамы на ее бледной коже.
Ее будет достаточно для небольшого удовольствия, как сказал Лэндон. Достаточно, чтобы кошмары прекратились еще на один сон.
Я начинаю приближаться к ней, потом останавливаюсь. Ее лицо, более взрослое, зрелое и немного резкое, меняется на совершенно другое.
Как в каких-то гребаных фантазиях, ее волосы становятся насыщенного коричневого цвета. Черты ее лица смягчаются, становятся более мелкими, более живыми, более... раздражающими.
Ее пухлые губы приоткрыты, умоляя набить их членом, а розовый оттенок покрывает щеки. Большие голубовато-серые глаза блестят жизнью, счастьем и разрушаемой невинностью.
Невинность, которую я хочу запятнать своей тьмой.
Я трясу головой с единственной целью — убедиться, что не схожу с ума.
Конечно, блондинка возвращается в фокус и смотрит между мной и своей подругой, которая знакомится с безжалостной тростью Лэндона.
Я даже не заметил, когда он повалил брюнетку
Блондинка выгибает спину, выставляя свои большие сиськи в мою сторону, приглашая меня сделать с ней то же самое, что и с ее подругой. Однако она не двигается и не ползет ко мне, вероятно, официант сказал ей, что я не люблю непослушания.
Ее лицо снова начинает расплываться, меняться, превращаясь в лицо, которому не место здесь.
Я ругаюсь себе под нос, разворачиваюсь и ухожу.
Не только из комнаты, но и из клуба, на улицу.
Я иду до скалистой части пляжа, где несколько человек и пар снуют туда-сюда. Я запрыгиваю на дальний камень и сажусь там, опираясь на ладони.
Мой взгляд устремлен на волны, которые разбиваются о зубчатые скалы в симфонии насилия.
Я всегда был склонен к жестокости. Будь то подземные бои или причинение сексуальной боли. Именно поэтому я лажу с морально черными людьми, такими как Илай и Лэндон.
Именно поэтому я обычно участвую в любом адреналиновом беспределе, который они затевают. Мне нужна эта безумная энергия и чистое безумие, которое приходит вместе с ней. Так я выживаю каждый день.
Я остаюсь в том же положении более получаса, но досадная причина, по которой я поспешил покинуть клуб, все еще мучает мой разум.
Я достаю свой телефон и набираю сообщение единственному человеку, который сможет объяснить, что за хрень только что произошла.
Крейтон: Что значит, когда ты видишь лицо другой девушки на лице той, которую собираешься трахнуть?
Я говорю «трахнуть», чтобы не упоминать о порке. Он бы не осудил, но опубликовал бы это в «Дейли Мейл», чтобы весь мир увидел.
Мой двоюродный брат по материнской линии отвечает почти сразу.
Ремингтон: Это значит, что ты должен был трахнуть другую девушку. Ту, чье лицо ты видел, потому что твой член хочет ее, а мы всегда позволяем нашим членам решать, кто им нравится. Это самое простое и логичное объяснение. Ну же, отпрыск, моя светлость учила тебя этому.
Крейтон: Меня даже не привлекает другая девушка. Она не в моем вкусе.
Ремингтон: Вкусы переоценивают. Они могут меняться.
Моя челюсть сжимается, и я отказываюсь воспринимать слова Реми как факт. В конце концов, я единственный, кто считает его мудрым. Все остальные просто ищут его, чтобы повеселиться, а не советов.
Он, наверное, самый уравновешенный из всех нас, но опять же, он единственный в доме, чья фамилия не Кинг.
Ремингтон: И грубо, кстати, ты игнорировал меня прошлой ночью.
Я выхожу из чата, снова начав игнорировать его.