Бог Иисуса Христа

Каспер Вальтер

В богословии за пределами Германии под влиянием К. Барта, Д. Бонхёффера и частично Гегеля возникло т.н. богословие смерти Бога [325] , вызвавшее множество недоумений внутри и еще больше вне богословия. Под ней подразумевали самое разное: смерть Бога в современной секуляризованной культуре (Г.Ваханян), в языке (П.ван Бюрен), в молчании Бога (У.Гамильтон) вплоть до радикального богословия кенозиса, согласно которому Бог умер в Иисусе Христе в историческом смысле (Т.Альтицер). Эти идеи были популяризованы в книге англиканского епископа Дж. Робинсона «Honest to God» [326] , грубой смеси многих упрощений, которая все же выражала то, что многие чувствовали. Разумеется, быстро стало ясно, что это модное богословское течение противоречит самому себе. Ведь если Бог мертв, то мертво и богословие, в т.ч. и богословие смерти Бога. Оно не полемизировало с современным атеизмом, а капитулировало перед ним, тем самым лишив себя возможности аргументации, не исходящей из атеистических принципов. От него остались лишь некоторые словесные построения без богословского содержания.

325

См.: J. Bishop Die «Gott–ist–tot–Theologie». D"usseldorf, 1968; S.M.Daecke Der Mythos vom Tode Gottes. Ein kritischer "Uberblick. Hamburg, 1969; L.Scheffczyk Gottloser Gottesglaube. Regensburg, 1974.

326

Дж. А.Т. Робинсон Быть честным перед Богом. М., 1993. К полемике см.: H.W.Augustin (Ed.) Diskussion zu Bischof Robinsons Gott ist anders. M"unchen, 1964; E. Schillebeeckx Personale Begegnung mit Gott. Eine Antwort an John A. T. Robinson. Mainz, 1964; он же Neues Glaubensverst"andnis. Honest to Robinson. Mainz, 1964.

Серьезный опыт представляет собой книга Ю.

Мольтмана «Распятый Бог». Он исходит, совершенно в духе Барта и Бонхёффера, из «креста Христова как причины и критики христианского богословия» [327] . Здесь исключается возможность естественного богословия, которое, так сказать, помимо креста, из опытно узнаваемой действительности делает заключение о Боге как ее абсолютной причине и приходит при этом к теистской концепции Бога, не способного к страданию [328] . В отрицании этого теистского Бога заключается право «христианского атеизма» [329] . Гносеологический подход Мольтмана — не аналогия, а диалектика [330] . Бог познается здесь из противоположности, поэтому безбожие — в известном смысле предпосылка богопознания. Если исходить из смерти Бога на кресте и воспринимать ее серьезно, тогда атеизм принадлежит к Божественной действительности и в то же время снимается в ней. Таким образом, атеизм предвосхищен Богом на кресте, настигнут и обезврежен. Атеизм и теизм упразднены крестом. «В тринитарном богословии креста вера избегает спора и альтернативы между теизмом и атеизмом» [331] . Следствием у Мольтмана, естественно, является то, что Бог, почти в духе Гегеля, оказывается втянутым в историю человеческого греха и различие между Божественным бытием «в себе» и «для себя» (имманентная Троица) и мировой историей страдания становится невозможным. В этом моменте радикальный подход Мольтмана в богословии откровения и креста «сверху» диалектически переходит в идею Бога, недостаточно различающую между Богом и миром, почти мифологическую и трагическую. Первоначальная диалектика превращается в тождество. Противоположности соприкасаются.

327

J. Moltmann Der gekreuzigte Gott. Das Kreuz Christi ah Grund und Kritik christlicher Theologie. M"unchen, 1972. К дискуссии см.: M. Welker (Ed.) Diskussion "uber J"urgen Moltmanns Buch «Der gekreuzigte Gott». M"unchen, 1979; H. U.von Balthasar Theodramatik. Bd. 3. Einsiedeln, 1980. S. 299–300.

328

J. Moltmann op. cit. S. 193–204.

329

Ibid., S. 237.

330

Ibid.,S. 30–33.

331

Ibid., S. 239.

В адрес диалектического богословия, основа которого заложена К. Бартом [332] , должен быть обращен вопрос, можно ли сохранить трансцендентальность Бога и его слова так, чтобы человек и его положительный или отрицательный ответ не делались бы моментом Божественного слова и действия, поскольку в таком случае Бог с легкостью делается моментом человека. Это означает, что человек понимается как сотворенный Богом, и сотворенный в качестве свободного, т.е. относительно самостоятельного, партнера, способного к слушанию и пониманию Божественного слова (potentia oboedientialis — способность послушания). Аналогия веры (analogia fidei) предполагает, таким образом, ради себя самой аналогию творения (analogia entis). Аналогия сущего не представляет собой изначально заданного, самостоятельного контекста откровения, ограничивающего откровение и делающего его особым случаем внутри заданного всеобщего; напротив, она — условие откровения, самим откровением установленное условие его возможности. Она существует ради откровения и, как формула творения за пределами себя самой, является чистой потенциальностью для Бога [333] .

332

См.: H.U.von Balthasar Karl Barth.

333

Ср.: E.Przywara «Analogia entis. Metaphysik», в Schriftenlll. Einsiedeln, 1962. S. 206–207.

Изначальная цель естественного богословия, таким образом, не достигнута и в современном протестантском богословии. В контексте вопроса о Боге она сохраняется у богословов, на которых оказало влияние богословие корреляции П. Тиллиха, например в феноменологических исследованиях Л. Гилки [334] и в новой натурфилософии богословия процесса [335] . Особенно убедительно эта задача выражена у В.Панненберга [336] . Он критикует радикальное принятие веры в качестве отправной точки у К.Барта за то, что оно не выходит за пределы пустого утверждения существования Бога и, тем самым, само является крайним примером субъективности Нового времени. «Примером чрезмерного приспособления богословия к интеллектуальной моде времени является вера диалектического богословия в возможность признания атеистической аргументации и ее преодоления посредством радикальной веры в откровение. Что касается интеллектуальных усилий богословов, это самая дешевое выражение духа Нового времени» [337] . В сущности, диалектическое богословие превращает атеизм, как это ни парадоксально, в естественное условие веры и, тем самым, в естественное богословие [338] . Но если вера больше не поддерживается вопросительным характером человеческого существования, она становится иррациональной и авторитарной [339] . Богословие и церковь должны сегодня, напротив, отказаться от авторитарного образа и перейти к аргументативной полемике с современным атеизмом.

334

L. Gilkey Naming the Whirlwind. The Renewal of God–Language. Indianopolis–New York, 1969.

335

A.N. Whitehead Process and Reality. An Essay in Cosmology (1929). New York, 1960; C. Hartshorne The Divine Relativity. A Social Conception of God. Yale, 1964; J. B. Cobb А Christian Natural Theology. Based on the Thought of Alfred North Whitehead. London, 1966; Sch. Ogden The Reality of God. London, 1967.

336

W. Pannenberg «Typen des Atheismus und ihre theologische Bedeutung», в Grundfragen systematischer Theologie. Gesammelte Aufs"atze. G"ottingen, 1967. S. 347–360; он же «Die Frage nach Gott», в Grundfragen systematischer Theologie. S. 361–386; он же Gottesgedanke und menschliche Freiheit. G"ottingen, 1972.

337

Ibid.,c. 17–18.

338

Ibid., c. 30.

339

Ibid., c. 75.

Позиция Барта — не единственная позиция в современном протестантском богословии, ведущая полемику с современным атеизмом. Сегодня в дискуссии участвует также позиция Лютера, введенная по инициативе Г. Эбелинга [340] и Э. Юнгеля [341] . С позицией Барта ее объединяет воззрение, что истинное богопознание существует только в вере. «Ведь двое составляют целое: вера и Бог». Ищущий Бога за пределами веры находит сатану. Но именно вера создает обоих, Бога и идола [342] . При упоминании Бога и веры в таком тесном контексте почти напрашивается фейербаховское подозрение в проекции. Позиция Лютера, таким образом, с самого начала подвержена соблазнам атеизма [343] . Однако по своему существу она, конечно, далека от атеизма. Ведь Лютер говорит: «То, на что ты всем сердцем надеешься и полагаешься, — это и есть твой Бог» [344] , а Фейербах: «дух, душа и сердце человека обнаруживаются в его боге» [345] .

340

G. Ebeling Wort und Glaube. 3 Bde. T"ubingen, 1960–1975; он же Lutherstudien. Bd. 1. T"ubingen, 1971. S. 221–272. он же Dogmatik des christlichen Glaubens. Bd. 1. T"ubingen, 1979.

341

E.J"ungel Gott ah Geheimnis der Welt. Zur Begr"undung der Theologie des Gekreuzigten im Streit zwischen Theismus und Atheismus. T"ubingen, 1978; он же Entsprechungen: Gott–Wahrheit—Mensch. Theologische Er"orterungen (Beitr"age zur evangelischen Theologie 88). M"unchen, 1980.

342

M.Luther «Der grosse Katechismus», в BSLK, S. 560.

343

G.Ebeling Dogmatik des Christlichen Glaubens. Bd. 1. S. 216; cp. 212

и далее.

344

M.Luther «Der grosse Katechismus», в BSLK, S. 560.

345

Л.Фейербах Сущность христианства. M., 1965, с. 42.

Разумеется, вопрос состоит в том, как не только утверждать это принципиальное различие, но и объяснить его неверующему, т.е. как доказать рациональность веры. В этом моменте позиция Лютера отличается от позиции Барта, утверждая не только корреляцию Бога и веры, но и корреляцию веры (или слова) и ситуации [346] . Ведь в слове «Бог» и в слове Божьем открывается не только Бог, но и ситуация человека. Слово «Бог» и Слово Божье даже описывают основную ситуацию человека как ситуацию слова; оно связано с одаренностью человека языком [347] . Слово «Бог» ссылается на то, «что человек в своей одаренности языком не властен над самим собой. Он живет властью слова, которая ему не принадлежит, и в то же время жаждет власти слова, которая также не может ему принадлежать» [348] . Таким образом, Бог есть тайна действительности [349] . Однако человек знает эту тайну только в слове и через слово; лишь в слове становится ясной истина о Боге и человеке. Только Слово Божье показывает, что Богу всегда есть дело до человека. Поэтому нельзя знать о Боге как тайне действительности прежде слова, однако можно верифицировать слово «Бог» и Слово Божье в бытии человека и мира — в смысле verum facere, делать истинным и вести к истине [350] .

346

Ср. в особенности: G.Ebeling Gott und Wort. T"ubingen, 1966 (= Wort und Glaube. Bd. 2. Beitr"age zur Fundamentaltheologie und zur Lehre von Gott. T"ubingen, 1969. S. 396–432); он же Dogmatik des Christlichen Glaubens. Bd. 1. S. 160 и далее; 189 и далее.

347

Ibid., S. 54; E.J"ungel Gott als Geheimnis der Welt. S. 203 и далее, 307 и далее.

348

G.Ebeling op. cit., 57.

349

Ibid., S. 61; ср. также название книги Юнгеля: «Бог как тайна мира».

350

Ibid., S. 83.

Спор с атеизмом представляет собой, таким образом, спор о мире и о человеке. Однако этот спор ведется не так, как принято в естественном богословии (как раз в диалогическом определении отношений между верой в Бога и современным атеизмом), на основе предшествующей вере и неверию естественной возможности богопознания как всеобщей нейтральной основы. Позиция Лютера и Барта согласны в том, что вера не есть особый случай в рамках всеобщего [351] . Исходным пунктом является действительность веры, сталкивающаяся с действительностью неверия как с фактической ситуацией человека, которую она стремится убедить в ее потерянности и неистинности. Исходный пункт есть обетование Бога, promissio слова откровения, которому соответствует вера, но противоречит неверие. Мышление Лютера движется не по схеме «естественное — сверхъестественное Богопознание», а по схеме «Закон и Евангелие» [352] .

351

G. Ebeling Dogmatik des Christlichen Glaubens. Bd. 1. S 209; 218–219; он же Lutherstudien. Bd. 1. S. 216–217; E.J"ungel Entsprechungen: Gott—Wahrheit—Mensch. S. 169.

352

G. Ebeling Dogmatik des Christlichen Glaubens. Bd. 1. S. 234.

Из тезиса, что истинное познание Бога возможно лишь в вере в Слово Божье, следует, что мы никогда не можем говорить о Боге, не принимая во внимание человека, а только как о «Боге для меня и для нас», о Боге в Его отношении к человеку [353] . Тот, кто закрывает глаза на это отношение и абстрактно говорит о бытии Божьем «в себе», находится в опасности объективировать Бога и, таким образом, лишить Его божественности. Тогда утверждение существования Бога — такой же атеизм, как и его отрицание [354] . Поэтому старая онтология субстанции должна смениться мышлением, в котором центральной категорией является отношение. «Представление о Боге без мира есть лишь предельная мысль, которая выражает ту истину, что в совместном существовании Бога и мира абсолютный примат принадлежит Богу» [355] . Впрочем, «Deus supra nos, nihil ad nos», Он нас не касается [356] . Таким образом, отпадает и классическое различие между покоящимся бытием Божьим и Его деятельностью. Из сознания того, что о бытии Божьем невозможно говорить, не принимая во внимание Его деятельность, следует, что «бытие Бога — в становлении» [357] . Здесь угрожающе близка, во всей ее двусмысленности, позиция Гегеля, согласно которой Бог не может существовать без мира [358] . И в лютеровской версии диалектическое определение соотношения веры и неверия находится в опасности перейти в тождество обоих, в невозможность аргументативного различения между верой и неверием, что заканчивается утверждениями, основанными лишь на произволе. Опасность атеизма до конца не устранена ни в старой онтологии субстанции, ни в развитом из учения Лютера богословии отношения.

353

Ibid., S. 219 и далее; с. 230 и далее.

354

Ibid.,S. 212.

355

Ibid., S. 224.

356

E.J"ungel Entsprechungen. S. 202–251.

357

G. Ebeling, Ibid., 230 и далее, с указанием на E.J"ungel Gottes Sein ist im Werden. Verantwortliche Rede vom Sein Gottes bei Karl Barth. T"ubingen, 1965.

358

См.: L.Oeing–Hanhoff «Die Krise des Gottesbegriffes», в ThQ 159 (1979), в особенности с. 291–294, где то, что у Юнгеля является проблемой, становится предметом преувеличенной критики.

Интересно то, что Лютер и Фома Аквинский не только подвергаются одному и тому же риску, но и удивительно близки в позитивных высказываниях. Известно, что, согласно Фоме, мы скорее можем знать о Боге то, чем Он не является, чем то, чем Он является. Менее известно, что то же самое Фома говорит о вере. Даже на основе откровения мы не узнаем, чем является Бог; мы связаны с Ним quasi incognito (почти не ведая о Нем). Через откровение мы узнаем лишь о самых многочисленных и благородных Его деяниях [359] . Бесспорно, этот тезис противоречит многим местам, в которых Аквинат говорит о сущности Бога. Но это место, по крайней мере, показывает, что между метафизическим богословием Фомы и лютеранского происхождения богословием отношения нет взаимоисключающего противоречия, напротив, здесь мы имеем два взаимодополнительных проекта, которые по содержанию стремятся сказать одно и то же, но оба наталкиваются на границы, обоим грозят опасности и поэтому оба нуждаются в критическом взаимодополнении. В этом фундаментальном вопросе, в котором для обоих идет речь о бытии или небытии, они могут решить общую задачу только вместе.

359

Фома Аквинский Summa theol. I, q. 12а. 13 ad 1. Указанием на это место и его значение я обязан коллеге Зеклеру.

Подводя итоги, мы обнаруживаем глубокую всеобщую апорию всех рассмотренных богословских позиций перед лицом современного атеизма. Апория касается как апологетической и диалогической позиций, работающих с естественным богословием, так и диалектических позиций, отрицающих естественное богословие и именно поэтому находящихся в опасности самим превратиться в чистое естественное богословие. Вероятно, мы не ошибаемся, утверждая, что мы имеем дело с апорией всего современного богословия. Нам не хватает языка и разработанных категорий, чтобы определенно говорить о Боге. После того, как философия (решительно, молчаливо или только методически) стала атеистической, все философские термины, как «субстанция», так и «отношение», могут быть истолкованы в атеистическом смысле. Перед лицом атеизма вера и богословие не могут не поставить по–новому фундаментальный вопрос о собственных предпосылках и об условии их возможности. Этот основной вопрос богословия уточнен по сравнению с вопросом в заключении предыдущей главы. Если эта глава заканчивалась доказательством того, что основной вопрос метафизики, вопрос о бытии, является единственно подобающей вопросу о Боге перспективой, то сейчас мы должны уточнить этот вопрос. Это необходимо как ввиду внутрифилософской критики в адрес традиционной онтотеологии, так и ввиду критических запросов диалектического богословия. Вопрос состоит в том, как соотносятся между собой вопрос о Боге и вопрос о бытии и должны ли мы рассматривать вопрос о Боге в перспективе вопроса о бытии или, наоборот, вопрос о бытии — в перспективе вопроса о Боге. Вопрос о соотношении веры и мышления, богословия и философии, естественного богословия и богословия откровения тем самым поставлен заново. Таким образом, мы переходим к изложению нашего собственного ответа на вызов современного атеизма.