Бог-Император Дюны

Херберт Фрэнк

— Он никогда больше меня не увидит!

— Увидит.

Она притянула его руку к своему рту и стала целовать пальцы.

— Я заложник, — сказал он. — Ты заставляешь меня страшиться вы двое вместе…

— Я никогда не думала, что Богу будет легко служить, — проговорила она. — Но просто не думала, что это может оказаться настолько трудно.

Память имеет для меня занятный смысл — к которому, я надеялся, смогут приобщиться и другие. Меня постоянно изумляет, до чего же люди прячутся от жизней-памятей своих предков, укрываясь от них за толстыми заслонами мифов. О

нет, я не рассчитываю, что они будут стремиться жестокой непосредственности всех до последнего моментов жизней — то, что должен испытывать я. Вполне способен понять, что они могут и не желать погрузиться во множество маточных подробностей о жизни предков. У вас есть основания бояться, что моменты вашей жизни могут быть присвоены другими. Да, смысл там, внутри этих памятей. Мы несем с собой в будущее всех наших предков, словно живая волна, все надежды, радости и печали, муки и восторги нашего прошлого. Ничто внутри этих памятей не пребывает совершенно лишенным смысла или его влияния, до тех пор пока хоть где-то существует хоть один человек. И всюду вокруг нас мы имеем эту светлую Бесконечность, навечно данную Золотую Тропу, которой мы можем постоянно клясться в нашей ничтожной, но вдохновенной преданности.

Украденные дневники

Я призвал Тебя, Монео, по поводу донесений, поступивших ко мне от охраны, — сказал Лито.

Они находились в промозглом подземелье, месте, где напомнил себе Монео, зарождались кой-какие самые болезненные решения Бога-Императора. Монео тоже слышат доклады. Он ожидал вызова весь день, и когда вскоре после вечерней трапезы этот вызов поступил, его на секунду охватил ужас.

— Это… это насчет Данкана, Владыка?

— Разумеется, насчет Данкана!

— Мне говорили, Владыка… его поведение…

— Поведение по повторяющемуся образцу, Монео?

Монео склонил голову.

— Если Ты так говоришь, Владыка.

— Сколько времени нужно Тлейлаксу, чтобы поставить нам другого?

— Они говорят, у них есть проблемы, Владыка. Может понадобится аж до двух лет.

— Ты знаешь, что рассказывают мне мои охранницы, Монео?

Монео задержал дыхание. Если Бог-Император проведал о последнем… нет! Даже Рыбословши были приведены в ужас этой дерзкой выходкой. С кем-нибудь другим, кроме Данкана, женщины расправились бы по-своему.

— Ну, Монео?

— Мне сказали, Владыка, что он созвал всех поголовно и расспрашивал об их происхождении. На каких планетах они рождены? Кто их родители и как проходило их детство?

— Ответы его не устроили.

— Он напугал их, Владыка. Он был очень настойчив.

— Понимаю. Словно, без конца возвращаясь к одному и тому же, можно в итоге выдавить правду.

Монео было понадеялся, что это, возможно, все, озаботившее Владыку.

— Почему Данканы всегда это делают, Владыка?

— Так изначально был воспитан Атридесами их оригинал.

— Но как это отличается от…

— Атридесы состояли на службе у людей, которыми они правили. Мера их управления была в жизни тех, кем они управляли. Отсюда, Данканы всегда хотят знать, как живут люди.

— Он провел ночь в одной деревеньке, Владыка. Он побывал в некоторых городах. Он видел…

— Все дело в истолковании результатов, Монео. Без

вывода свидетельство ничего не значит.

— По моим наблюдениям, он судит, Владыка.

— Мы все судим, но Данканы склонны верить, что это мироздание является заложником моей воли. И они знают, что нельзя творить неправедное во имя правоты.

— Если это то, что он говорит, Ты…

— Это то, что говорю Я, то, что говорят все Атридесы внутри меня. Мироздание этого не позволит.

— Но, Владыка! Ты не творишь неправедного!

— Бедный Монео. Ты не способен увидеть, что я сотворил бездну несправедливости.

Монео лишился дара речи. Он понял, что обманулся кажущимся возвращением Бога-Императора к мягкому спокойствию. Но теперь Монео заметил брожение изменений в этом огромном теле, то, насколько близок… Монео быстро оглядел центральную палату подземелья, припоминая многие смерти, произошедшие здесь, тех, кто здесь был похоронен.

«Пришло ли мое время?»

Лито задумчиво проговорил:

— Нельзя преуспеть, беря заложников. Это — форма порабощения. Один человек не может владеть другим. Мироздание этого не позволит.

Смысл этих слов проникал в сознание Монео — словно закипал на медленном огне — ужасающим контрастом с рокотом преображения, ощущаемого им в своем Владыке.

«Червь на подходе!»

Монео опять оглядел палату подземелья. Насколько же здесь хуже, чем в верхнем помещении башни! До безопасного убежища слишком далеко.

— Ну, Монео, у тебя есть, что ответить? — спросил Лито. Монео отважился прошептать:

— Слова Владыки просвещают меня.

— Просвещают? Ты не просвещен!

— Но я служу моему Владыке! — в отчаянии проговорил Монео.

— Ты провозглашаешь службу Богу?

— Да, Владыка.

— Кто создал твою религию, Монео?

— Ты, Владыка.

— Разумный ответ.

— Благодарю Тебя, Владыка.

— Не благодари меня! Скажи мне, что увековечивает религии!

Монео отступил на четыре шага.

— Стой, где стоишь! — приказал Лито.

Трепеща всем телом, Монео онемело покачал головой. Вот он и нарвался на не имеющий ответа вопрос. А не дать ответа — накликать быструю смерть. И он ждал смерти, склонив голову.

— Тогда я тебе скажу, бедный слуга, — сказал Лито.

У Монео мелькнула робкая надежда. Он поднял взгляд на лицо Бога-Императора, заметив, что глаза у него не стекленеют… руки не подергиваются — возможно, Червь не так близко.

— Религии увековечивают смертную взаимосвязь: хозяин-слуга, — сказал Лито. — Они создают арену, привлекающую падких до власти гордецов, со всеми их недалекими предубеждениями!

Монео мог только кивнуть. Не трепещут ли руки Бога Императора? Не скрывается ли потихоньку это ужасное лицо внутри своей рясы?..

— Тайные откровения бесславия, вот на что напрашиваются все Данканы, — проговорил Лито. — В Данканах слишком много сочувствия своим собратьям и слишком мало тех, кого можно так назвать.

Монео изучал голографические изображения древних песчаных червей Дюны, их гигантские рты, полные зубов — крисножей, вокруг пожирающего огня. Он обратил внимание на припухлости зачаточных колец на рубчатом теле Лито. Не увеличились ли они? Не откроется ли новый рот под укрытым рясой лицом?