Бог из глины

Соколов Иннокентий Дмитриевич

Королев уселся в машину и тупо уставился на руль. Драгоценные секунды падали мелкими песчинками, поблескивая в дрожащем от страха воздухе.

— Да что же это такое…

Степан рванул "БМВ" с места, словно пытаясь оторваться от неведомого существа, что так аппетитно чавкало, в предвкушении славной трапезы.

Деревья посадки проносились смазанной мешаниной света и тени, мелкий гравий вылетал из-под колес, изредка постукивая по заднему стеклу. Степан, стиснув зубы, гнал "БМВ", не обращая внимания на сигналы встречных машин.

Прочь из этого насквозь прогнившего, тупого, больного захолустья. Давно нужно было убраться куда-нибудь, подальше из этого проклятого, забытого богом городишка.

Степан

включил печку, пытаясь согреться, выгнать из тела вместе с дрожью остатки странного, противного страха.

(И голоса…)

Он въехал в следующий городишко, ненадолго задержался в нем, петляя по кривым, разбитым улицам захолустья. На выезде чуть сбавил скорость проезжая пост ГАИ, затем вдавил газ до упора, выйдя на финишную прямую. Семьдесят километров трассы, и можно будет забыться неровным, суетливым сном, в номере первой попавшейся гостиницы.

Вечер заполнил осень, пытаясь вытеснить остатки света, накрыть дорогу тьмой, превратить свет в непроницаемую мглу ночи. Степан наклонил голову, напрасно борясь с сонливостью.

Королев включил ближний свет, и напрягся, услышав приближающийся звук бубенцов.

Они догоняли иномарку, в которой скрючившийся от головной боли Степан, напрасно пытался уйти от своей судьбы.

Вторая волна затопила пеной боли, заставив кричать сквозь стиснутые зубы. Степан ударил по тормозам, пытаясь остановить машину — металлический гроб класса "Люкс", и почувствовал первые касания чего-то неживого, нездешнего.

Рот словно набился камнями, Королев сжал челюсти, с ужасом почувствовал вкус глины. Сырой вкус свежей, только что выкопанной могилы.

Глина противно заскрипела на зубах, вываливаясь влажными комками, падая за шиворот, прилипая к телу.

Куда-то пропали все звуки, и наступила мертвая тишина.

Машину занесло, и выбросило с дороги, на засыпанную гравием обочину. Кузов загромыхал, ударяясь о крашенные, полосатые надолбы. Степан ударился лбом о руль, гадкий вкус глины стал солоноватым от крови. Автомобиль перелетел через ограждение и рухнул вниз, с высокого откоса, переворачиваясь, высекая искры, сминаясь, словно жестяная коробка из-под ваксы.

Последней искоркой сознания вспыхнула мысль, что почему-то не сработала подушка безопасности, и тьма забрала к себе душу незадачливого писателя…

Хей-хо! Парень — это я!!!

Арч Стрентон "Привидение"

Часть 1. Время волшебных снов

1. Первый взгляд

Сергей собрал последние вещи — два огромных баула, которые положил в багажник машины. Жена уже сидела на переднем сиденье. Сергей хлопнул багажником — тихий звук отрезал прошлую жизнь, оставив старую где-то позади. Он оглянулся в последний раз на дом, верой и правдой служивший ему добрых три десятка лет.

— Прощай дружище — чуть слышно прошептал Сергей, и отвернулся.

Дом не ответил. Он укоризненно стоял на своем месте — нелепый, чуть-чуть покосившийся. Местами побелка облезла, обнажая глиняные стены — хозяева торопились с переездом, и уже не обращали внимания на подобные мелочи.

Покупатель нашелся сразу — жизнерадостный бойкий сморчок-старичок, с хитрыми, бегающими глазками, назвавшийся Семеном Степановичем, по хозяйски обошел дом (ничего особенного — некогда глиняная хата-мазанка, обложенная кирпичом, отличный вариант для любого уважающего себя пенсионера), постучал по стенам, проверил половицы, деловито залез на чердак, спустился,

после чего обвел взглядом небольшой участок земли, прилагающийся к дому, и удовлетворенно протянул сухую руку, в знак согласия.

Бумаги оформили быстро. Старичок милостиво выделил старым хозяевам время на сборы, понимая, что спешка в таком деле вещь непозволительная.

Всю неделю Сергей как заведенный паковал вещи, нанимал грузовик, чтобы перевести мебель в новый дом. На самом деле новый дом был совсем не новым, просто бабушкин дом, в который они собирались переезжать, был намного больше и лучше прежнего, хоть и намного старше. Родовое гнездо, в котором выросло не одно поколение Ждановых.

После смерти бабушки, дом опустел, и Сергей, бродя по ставшими вдруг неуютными комнатам, вслушивался в тишину, пытаясь сообразить, что не так. Дом разговаривал с ним, жалуясь на одиночество — скрипом половиц, хлопаньем ставен, шелестом деревьев, что росли в саду. И только спустившись на кухню, и окинув взглядом, нехитрое убранство он, наконец, услышал, все то, о чем шептали стены старого дома — сидя за столом, и царапая клеенчатую скатерть, Сергей как-то сразу понял, что отныне это его дом.

Неделя пролетела в хлопотах, и теперь, похоже, в старом доме не оставалось ничего ценного, что они могли бы забрать с собой. Пора было ехать…

Надежда была пару раз в доме, который станет их новым пристанищем. Давно, еще, когда была жива бабушка, Сергей привозил будущую супругу на смотрины. Тогда Надежда особо не рассматривала убранство дома, молодые спешили, ограничились традиционным чаепитием на дворе, благо было лето.

Сергей осклабился — те остатки чувств, которые он испытывал к жене, не тянули на горячую и крепкую любовь. Так, скорее жалость и даже чувство ответственности. Сугубо мужское чувство — отвечать за свои поступки, какими бы глупыми и нелепыми они не были. Чувство, которое не понять этой толстухе (еще даже не испытав радость материнства, жена начала стремительно набирать вес, словно пытаясь сравняться со своей матерью — огромной, тупой бабищей, которая готова была плевать на всех, имея свое собственное мнение, граничащее порой с фанатичной тупостью). Как бы то ни было — он мужчина, и сумеет разобраться со своей семьей, поддерживая шаткое равновесие супружеских отношений, грозящее порой вылиться в оглушительный и яростный кошмар. Почти шесть лет совместной жизни приучили его к тому, чтобы сдерживать эмоции, не давать им выплеснуться через край.

Иногда, тем не менее, вспоминая давно ушедшие мгновения, Жданов окунался в теплые противные волны нежности, и руки сами по себе тянулись к опостылевшей супруге, чтобы заключить в объятия рыхлое, полное тело.

Сергей вздохнул, направляясь к машине. Старый, неопрятно-белого цвета "Москвич" — подаренный родителями Нади на годовщину свадьбы — неуклюжее напоминание о собственной никчемности, укоризненный вдох жены, понимающая улыбка тещи Марии Сергеевны (вы уж извините дети, но пешком вы много не выходите) — поджидал возле дома, сразу за шатким штакетником, заменяющим забор.

Последние несколько лет, Сергей ловил себя на мысли, что совершенно не желает приводить дом в порядок. Он словно жил в ожидании переезда, не минуты не сомневаясь, что этот домик — лишь временное пристанище для беспокойного семейства Ждановых. Все лето они жили на чемоданах. В прихожей томились ящики из-под телевизора и пылесоса, забитые посудой, отрезками ткани и прочим, нужным и не очень хламом, ожидающим переезда в новый, более просторный дом. Не говоря уже про вещи, сложенные сразу после свадьбы в углу кладовой (про себя Надя называла комнату детской, тая надежду услышать радостное гукание малыша), их накрыли клеенкой, и они занимали часть комнаты, напоминая о себе лишь раз в неделю, когда дело доходило до уборки…