Бог из глины

Соколов Иннокентий Дмитриевич

— И… я вас, вам… — шепчет отец. Он делает первый шаг, чуть не падает при этом. Сережка прижимается к маме, с трудом сдерживаясь, чтобы не заплакать. Плакать нельзя, ни в коем случае…

Когда отец видел слезы, он менялся. Словно падала маска с его лица, открывая другую сущность. И эта его часть была отнюдь не самой лучшей, какую только можно было представить.

Мама суетится вокруг отца, помогая раздеться. Сережка осторожно, на цыпочках крадется назад в детскую. Возможно, отцу будет не до него. Вот уже дверь его комнаты совсем близко. Еще два шага и…

—

А где мой сын? — Вопрошает отец, и его кулак с силой бьет об стену — где этот маленький паршивец? Почему не встречает отца?

Сережка вздрагивает. Он знает, что это не отец, это просто какое-то чудовище на время заняло его тело, чтобы мучить Сережку. Просто чудовище. Страшило, которое поднялось из подземных глубин, где гадко, сыро и пахнет (смертью, сынок, вот чем там пахнет) глиной.

Кулак снова бьет стену, на ней остается отпечаток.

— Или он не рад меня видеть? — чудовище топает грязными ногами, пачкая подстилку, приближаясь к детской.

Сережка останавливается, как вкопанный. Бежать нельзя. Закрыться в своей комнате тоже. Не получится переждать кошмар, чудовище, так похожее на его отца, никогда не допустит этого…

Картинки детства меняются, накладываются друг на друга.

Вот Сережке пять лет. Отец бросил пить. Он ходит темнее тучи, и ищет на ком бы сорвать свой гнев. Выбросить избыток злости, что пожирает его зеленоватым пламенем. Эту жажду не утолить водой. И Сережка, и отец, и мама — все это понимают. Так же как понимают, что это когда-нибудь произойдет, сжатая пружина рано или поздно распрямится, и тогда…

(О, дорогие мои, вы даже не представляете, что может случиться!)

Недалеко, за городом расположился заброшенный карьер, в котором когда-то добывали глину. Отец принес оттуда домой кусок рыжей глины, и жует, отщипывая маленькие кусочки, пытаясь хоть как-то отвлечься. Кусок глины лежит на подоконнике, и Сережка, иногда, украдкой, подходит к окну, чтобы ткнуть пальцем в мягкую податливую поверхность. Отец жует глину, но и она не приносит ему облегчения. Жажда остается такой же сильной, и только одно может утолить ее.

Колокольчики звенят, надрываясь, стараясь изо всех сил. Дверь словно вышибает, и чудовище вырастает на пороге. Оно жует глину, хитро посматривая на притихшую супругу с сыном. Взгляд его нехороший, оценивающий. Словно чудовище еще не решило, как ему поступить с ними.

О да, ребята, сейчас будет немного веселья. Мы славно позабавимся, вот увидите…

Глазки щелочки, глазки бусинки. Море веселья, закипающего в пьяной страсти. Сейчас ребятки, все будет тип-топ.

Картинка мутнеет, стараясь уйти за горизонт восприятия. Отгородить слабый детский разум благословенной пеленой.

(И нечего тут смотреть, парень, иди-ка в свою комнату, дойдет очередь и до тебя…)

Сережка сидит в комнате, баюкая плюшевого медвежонка, стараясь не слышать звуки, которые раздаются за неплотно прикрытой дверью. Там звуки уларов чередуются прерывистым плачем и тяжелым сопением. Звенит посуда, крики врываются в уши.

Мишка, мишка, плюшевый друг. Маленькая рука гладит игрушку, стараясь отгородиться

от всего, нырнуть в плюшевое тепло.

Скрипит дверь, и полоса света падает в комнату. На пороге силуэт. Это пришло чудовище-страшило. Оно пришло за Сережкой. Сильные руки тянутся к ребенку, чтобы…

(Сжать, сдавить, разорвать на мелкие клочки…)

… наказать, как следует. Вбить в эту маленькую непослушную головенку хоть немного житейской мудрости. Совсем немного. Проучить как следует гаденыша, для его же собственного блага!

Дикий детский крик наполняет комнату…

Сережка не помнил точно, когда существо впервые вошло в его жизнь, выйдя из-за дверки шкафа. Было это до того, как отец оставил их, исчез неизвестно где, принеся относительное чувство облегчения, и тревожного ожидания. Мама переживала, ей не хватало (чудовища-страшилы, вот чего ей не хватало пацан), отца, его сильных рук, но старалась не подавать виду, как ей тяжело одной воспитывать ребенка. Колокольчики молчали, но Сережка знал, что рано или поздно они зазвенят, и дверь откроется ударом ноги, а на пороге тьма очертит силуэт существа.

Тем не менее, днем Сережка жил ощущением несказанной свободы, свалившейся как снег на голову. Но ночью, наступало время существа, это особое время. Время, когда детский разум сжимался в испуганную горошинку страха. Время, когда картинки детства были покрыты белесой пеленой ужаса.

Еще малыш? Как насчет интересных, щекочущих нервы воспоминаний. О, их найдется немало на твоей полке. Нужно только выбрать те, что подходят тебе.

Ночь, тьма, тишина…

Страх затаился во тьме, проступая сизыми пятнами на черной поверхности полуночи.

Страх затаился во тьме, выпуская тонкие щупальца в мысли.

Страх затаился во тьме, ожидая свое время, чтобы в тот миг, когда часы пробьют полночь, выбраться наружу.

Срииппп…

Дверь тихонько открывается, выпуская существо. Шлепая ногами, царапая когтями пол, оно подбирается все ближе и ближе. Его глаза горят в темноте, словно два прожектора пытаются нащупать твой силуэт.

Ты не спишь. Ты никогда не спишь, зная, что оно рядом. Хотя быть может это всего лишь сон? Кошмар, что снится каждую ночь. Кто знает? Существо могло бы ответить на этот вопрос, но оно не будет делать этого. У него сейчас другие заботы — нащупать под одеялом мягкое детское тельце.

Сжавшись в тугой комок, накрывшись толстым одеялом, ты пытаешься не дышать. Сердце выбивает неровный ритм, в висках стучат молотки. Они стучат очень громко, но еще громче царапающий звук когтей. Вот-вот, сейчас, малыш, я уже почти рядом.

Существо приближается, приплясывая на месте от нетерпения. Ты слышишь, как оно тихонько напевает свою колыбельную:

Поздняя минутка, ты не спишь малютка Существо приходит, сны тебе приводит Спи малыш, не бойся Простыней накройся Пусть сомненья гложут — это не поможет